Жил да был режиссёр Игорь Волошин, ковырялся всё со своим фильмом «Нирвана», а тут, благо на дворе был самый рассвет «нашего нового кино» и по поляне бегали голодные до искусства продюсеры, подвернулся режиссёру Волошину прожект несказанной эпичности — не то криминальный сериал, не то наркоманский трип про Высоцкого. А что, Волошин, ввиду той самой «Нирваны», считался в продюсерской среде чуть не отечественным Дэнни Бойлом, пуркуа бы не па. Степень сакральности фигуры Владимира Семёновича Высоцкого в интеллигентской среде, которая, оказывается, никуда не делась, тогда не особо и бралась в расчёт. Проект назывался «Чёрный человек», в нём главную роль должен был играть Сергей Безруков, в нём уже была вся эта история с клинической смертью (впрочем, тогда это была «чистая» передозировка, безо всяких творческих метаний), были кагебешники со своим квази-детективом «как бы нам взять Высоцкого за жопу» и прочие весьма приблизительные, судя по всему, типа-советские реалии вроде членов ЦК и обшарпанных среднеазиатских гостиниц тоже были.
Высоцкий. Спасибо, что живой трейлеры
Как это у нас обычно бывает, проект упёрся вовсе не в здравомыслие кого-нибудь из продюсеров, в смысле «что-то мы, ребята, какую-то фигню тут сымаем», а в банальную технику — «резиновый» Высоцкий поверх Безрукова с самого начала оказался что называется «не торт». Ну то есть фотку на плакат сделать — как живой, а как начинает шевелиться, ну полный швах. Сколько этого шваха в итоге сохранилось и предстало перед нами после компьютерной обработки — мы уже не узнаем, но сами создатели повсеместно рассказывают про «пять лет работы над фильмом», то есть, даже не упоминая ни первого режиссёра, ни первого названия, ни даже самого Безрукова, некогда бывшего не только номинальным, но и официальным исполнителем роли. Константин Эрнст никак не открещивается от той, не сложившейся истории, и наверняка использовал из того материала всё, что можно.
Впрочем, не будем забегать вперёд, потому что тот благополучно закрытый проект был только началом долгой и тяжеловесно скроенной истории. Итак, режиссёра Волошина с его наркотическими изысками благополучно попёрли и крепко призадумались, делать-то чего. На дворе между тем был уже 2008 год, весь мир засматривался на компьютерного Брэда Питта в «Бенджамине Баттоне», и нашим кинобонзам захотелось «нахрен больше». Но оказалось, что на достаточной высоте данной технологией владеет только голливудская компания Mova, а денег она просит таких, что даже у Константина Львовича столько нет (тем более что на носу было наступление кризиса). Пришлось отыгрывать назад. В итоге проект был отдан в руки ставшей с момента своего рождения притчей во языцех компании «Монументал пикчерз», формальным же режиссёром стал Пётр Буслов, который всё одно уже пару лет находился «в творческом поиске» и был готов подписаться на любой продюсерский диктат, лишь бы работать. Продюсеры же думали теперь только об одном — как бы не выйти из бюджета, а уж «о чём кино» задумывались разве что приданные Никите Высоцкому безымянные литературные рабы, если, конечно, задумывались.
Главных же фишек было придумано две. Первая бросается в глаза — это вся эта дурацкая история с анонимным Безруковым (который, напомню, был в проекте с самого начала и ни для кого это не было никаким секретом), который то играл, то не играл, то рыбу заворачивал. Тайны эти — не от большого ума маркетологов, якобы нарочно уводящих дискуссию от художественных качеств фильма к вопросам банального физиономического сходства, а от той самой бедности и вообще истории проекта. Исполнитель главной роли, вкрадчиво названный в титрах «Владимиром Высоцким», в итоге на протяжении пяти минут может показаться похожим то на Высоцкого, то на Безрукова в гриме Высоцкого, то на Безрукова в гриме Кашпировского (тяжёлый, едва подвижный спецгрим даже после обработки на компьютере оставляет давящее ощущение посмертной маски), а то и вовсе на Безрукова в гриме… Владимира Вдовиченкова, за что злые языки уже окрестили фильм «Безруков. Спасибо, что не Вдовиченков». Ну хотя бы на Андрея Смолякова, который видимо и доигрывал Высоцкого на последних пересъёмках за всех остальных, не похож.
Вторая же фишка была прямым продолжением того самого «Чёрного человека», ибо куда от родовой травмы денешься, а заодно позволяла экономить свои деньги и зрительское терпение, ибо Высоцкий в кадре был дорог и не настолько убедителен, как того хотелось, потому в кадр по возможности пихали кого-нибудь «более другого».
«Более других» в итоге оказался весь стандартный суповой набор лиц «Дирекции кино» и в целом «Первого канала» числом столь великим, что потом кое-кого просто вырезали, как Меньшова в роли Любимова, а кого-то сократили до одной сцены без реплик, но зато с преданно-собачьим взглядом, как Безрукова без грима. Персонажей в фильме так много, что задумываться о какой-то там достоверности особо и не приходится. Этому налепим парик, этого попросим больше истерить в кадре, Акиньшина же стала эдакой матерью-героиней, молчаливым коллективным бессознательным, обозначающим не пойми что, зато всё сразу.
В итоге при просмотре хвосты всей этой тяжкой предыстории торчат из каждого первого кадра, не просто мешая просмотру, но подменяя собой этот самый просмотр. Зачем вообще нужно было такой ценой добиваться портретного сходства? Высоцкий играл арапа Петра Великого, измазанный ваксой, и ничего, исполнение же Безруковым песен Владимира Семёновича даже после обработки всё равно не настолько похоже, особенно если сравнить вот с этим. Тогда зачем?
Сценария вообще нет как нет, он рассыпается на слабо связанные друг с другом фрагменты, исполненные общегражданского пафоса, но, как правило, малодостоверные и какие-то неживые. Доля воспоминаний Никиты вообще, кажется, ограничивается тем самым эпизодом с выталкиванием «Волги» из грязи, если не считать общей сквозящей почти везде обидки на отца, который променял мать на загранишную Марину и сонм отечественных абстрактных «танюх» (хотя у героини Акиньшиной есть и реальный прототип — Оксана Афанасьева-Ярмольник). Это-то понятно, но нам с того какая печаль? Нас Высоцкий интересует не в роли наркомана, алкоголика, звезды подпольных концертов и ездока по ночной Москве в импортном автомобиле. Нам ценен Высоцкий-артист, Высоцкий-поэт, рвущий себе жилы не потому что «уплочено», а потому что иначе нельзя.
Но создателям кины не до того, они решают свои чисто конкретные вопросы. Нифига не придумали сюжета? Напихаем гэбэшных рыданий из того, первоначального скрипта. Нужен саспенс? Потащим через всю страну на самолёте пресловутые сорок ампул «лекарства». Это в город, в совке успешно считавшийся одной из неофициальных столиц наркоторговли. А заодно симулируем изнасилование. Чувствуем пустоту и провисания в первой половине фильма? Заполним её бесконечными речёвками Панина, больше похожего на самозванца, чем даже на дантиста. А бессмысленность финала подкрасим философскими рассуждениями о том, что «ты же брат мой» в своеобычном стиле расцвета «нашего нового кино».
В итоге мы имеем полный фильм бесконечного забалтывания, в котором тонут случайные искры живого Высоцкого, который не мог не проявится даже в подобном пресном технологическом болоте. Самым искренним эпизодом оказывается предельно недостоверная сцена на базаре. Две с половиной прозвучавших в кадре песни выбраны настолько произвольно, что неминуемо оказываются чуть не самыми малоизвестными во всей немалой дискографии певца. Единственный пример творческого акта ограничивается написанием тоже отнюдь не самого выдающегося стихотворения Высоцкого под рыдающую Акиньшину на мятой пачке «Мальборо».
Да, Высоцкий исполнял со сцены не только «Идёт охота» или «Дорогая передача», и да, творил он не в тиши кабинета под зелёным абажуром. Но куда вернее и другое утверждение — он не бросал роль в спектакле на ясноглазых вьюношев с комментарием «ребята поймают», и писал он не только на пачках сигарет, и на сцену он выходил не только обдолбанным, и та клиническая смерть (на деле случившаяся в больнице, а не в гостинице) вернее всего была результатом не передозировки или среднеазиатской жары, а именно что чудовищного перенапряжения сил, потому что Высоцкий жил на износ.
Никите, конечно, это обидно. Он бы, наверное, хотел бы, чтобы папа больше общался с ним, маленьким, нежели со своими дружками в дурацких париках или шастал по концертам с незнакомыми тётеньками. Но слава богу, нас мнение Никиты о его отце мало волнует, поскольку это просто одно из мнений, ничем не весомее моего или вон того мужика из третьего ряда. Нас интересует Владимир Высоцкий, а не Никита Высоцкий. И уж тем более нас не интересуют продюсерские сложности Эрнста, актёрские сложности Безрукова или кого бы то ни было ещё.
Да, тяжело угодить всем, тем более, когда в кадре такая личность, как Высоцкий. И совсем героизировать его не стоит. Но данное кино, не будучи так чтобы уж совсем провальным, оказалось настолько никаким, что может угодить разве что совсем уж незнакомому с фигурой Высоцкого зрителю, либо же зрителю настолько нетребовательному и всеядному, что продолжает до сих пор смотреть отечественное тэвэ. То есть такому, к которому привык апеллировать Константин Эрнст. Вот и посмотрим, сколько у нас подобного зрителя способно добрести до кинозала.
Vova
