Женщина в чёрном: Из Фрязино

Происходящее, персонажи, их проблемы и мотивации — всё настолько просто и хрестоматийно, что даже неясно, умиляться этому или наоборот. В конечном счёте, викторианских триллеров сегодня днём с огнём не сыщешь — был когда-то «Человек-волк» да сплыл. Хотя на фоне незамысловатой, почти камерной «Женщины» он смотрится тяжёлым полотном на века.

Рэдклиф бегает в тумане за голосами, катается красиво туда-сюда, получает пинок под зад от каждой деревенщины и где ни попадя встречается взглядом с мрачной личностью. В кадре она появляется при каждой возможности — постоять в углу, по сути, просто так, рот раскрыть, кресло-качалку покачать, фотографию поцарапать, в зеркале мелькнуть. Этакий спецэффект, заставляющий главного героя шестнадцать раз медленно, напряженно, обливаясь потом проходить по одному и тому же длинному коридору. Но — оцените фантазию — в разных вариациях. Например, с топором или со свечкой.

Только пугать Рэдклифа — дело неблагодарное. У него, конечно, есть своеобразная харизма, особенно при саже на лбу и упомянутой похмельной щетине, но хорош он именно тогда, когда играть не пытается. Фирменно улыбнуться, посмотреть вдаль и прочая проза — красавец, дайте ему пирожок. Но ученические потирания подбородка и деревянные гримасы вместо нормального испуга ведь тоже есть.

Впрочем, в этой миловидной готичной атмосфере и круговороте внезапных громких звуков скрываются более жуткие вещи. Заброшенный особняк на заброшенном острове, куда никто не ходит, где кресты, надгробия, одна дорога, прилив, много дождя, болот и старых бумаг, манящих в ночь — всё это достаточно мило, колоритно и по канону, но и для неискушенных, без попыток выйти за рамки старого или, пардон, сыграть в постмодернизм на худой конец.

Предсказуемо всё, но после героических ныряний Рэдклифа становится ещё проще и посредственней, потому что по итогам немудреного детектива оказывается, что смысла в истории не больше, чем в пионерской пугалке на ночь. Женщина в чёрном так и остается спецэффектом с одной функцией — пугать, дети отходят в мир потусторонний, опять же, чтобы пугать, а на пустом месте трагизм не рождается, даже если весь викторианский детсад начнет есть щёлок или таранить поезда. Блаженные герои удаляются в туман, но позади них остаётся лишь невнятное зло и чувство пустоты.

Вот такое кино.