Я смотрю очень много фильмов, и хороших, и плохих, но нечасто на финальных титрах озадачиваюсь, зачем нужно было снимать то или иное кино. Обычно цели и намерения кинематографистов очевидны, даже если их работа весьма далека от идеала.
Но нет правил без исключений. Я ломала голову долго и упорно, но так и не смогла понять, зачем понадобилось снимать такую ленту, как "Огни притона", зачем тратились деньги, время и силы.
При этом фильм не назовешь совсем уж слабым: у него есть несомненные достоинства. Во-первых, несмотря на название, никакой "клубнички", порочных страстей и даже малейшей пошлости там не наблюдается. В истории о представительницах древнейшей профессии это особенно ценно.
Во-вторых, картину невероятно украшают великолепные работы Ады Роговцевой и Богдана Ступки. Замечательные актеры даже в небольших ролях с минимумом реплик создают невероятно яркие, достоверные образы. А то, о чем умолчал сценарий, Роговцева и Ступка о своих персонажах рассказывают молча – интонациями и выражениями глаз. Жаль, что эти потрясающие актеры снимаются в кино нечасто, но каждое их появление на экране – настоящий подарок зрителям.
В-третьих, благодаря прекрасным работам оператора, художника и костюмера лента получилась невероятно, сказочно красивой. Чудесные приморские пейзажи, домики-скворечники южного городка и мазанки крымских деревень – все выглядит таким прекрасным, каким бывает только в детстве. Поначалу это кажется довольно странным, так как большинство персонажей давно достигли совершеннолетия. Но потом становится понятно, что всю историю мы видим глазами то ли юного поклонника главной героини, то ли ее маленького соседа. Так что удивительная яркость "Огней притона" вполне объяснима.
Солнечную, светлую атмосферу усиливают замечательные – и абсолютно достоверные – костюмы персонажей. Новый отечественный фильм имеет смысл посмотреть всем, кто считает, что в 50-е-60-е годы советские люди носили только унылую, уродливую одежду. Да, тошнотворно мерзкие костюмы тогда действительно были популярны, но главным образом среди чиновников и вообще официальных лиц (как мы и видим на экране). Зато платья 50-х-60-х годов, – пожалуй, самое красивое, что создала женская мода ХХ века. Облегающий верх, пышные юбки и яркие цвета украшали любую женщину. Мужчины на таком шикарном фоне, конечно, смотрелись гораздо скромнее, но тоже совсем неплохо. Единственной проблемой было полное отсутствие красивой одежды в советских магазинах, но люди справлялись сами, без помощи государства. Богатые покупали импортные шикарные наряды у перекупщиков-спекулянтов, бедные шили сами, тем более что красивые ткани иногда все же попадали на прилавок.
А в городах и деревнях Черноморского побережья жили, пожалуй, лучше, чем где бы то ни было в СССР; по уровню благосостояния это регион уступал, наверное, только прибалтийским республикам.
Основная причина благополучия приграничных морских районов – то, что в советские порты приходили корабли из-за рубежа, да и советские моряки нередко бывали за кордоном. Это означало, что на побережьях всегда было больше импортных товаров, чем в удаленных от моря городах СССР (за исключением, наверное, только Москвы). Понятно, что такое положение вещей очень хорошо сказывалось на благосостоянии жителей приморских городов и сел.
Хотя на Черном море жизнь была беднее, чем на Балтийском, но теплый климат многим все равно кажется предпочтительнее холодного. Свежие овощи и фрукты, возможность купаться в море три месяца с лишним, деревья и цветы, растущие в СССР только на юге и больше нигде, развалины античных времен – все это создавало совершенно особую, невероятно обаятельную атмосферу. А уж разноголосый суржик и невероятное разнообразие народов, которые испокон веков жили на этих благословенных землях, и вовсе превращают Причерноморье в сказочный, невероятный мир, словно сошедший со страниц чудесного романа о приключениях, любви и непременной победе добра над злом.
Вот только за этим обаятельным фасадом скрывалось то же неприглядное содержание, что и не в столь романтичных советских городах и деревнях. Через Причерноморье в ХХ веке огненным смерчем прокатились две войны – Гражданская и Вторая мировая, так что синие волны прекрасного моря краснели от крови не раз и не два.
А советский быт повсюду был весьма убог; например, в большинстве живописных южных домов-скворечников отсутствовали водопровод и отопление. Но даже это можно было бы пережить, если бы не репрессии, доносы, давящая, ханжеская атмосфера "самой справедливой и свободной в мире" страны. После смерти Сталина сажать ни в чем неповинных людей стали гораздо реже, но в хрущевско-кукурузные времена, когда происходит действие "Огней притона", пережитый ужас люди помнили еще очень хорошо.
Есть и еще один нюанс. В СССР проституция не просто была запрещена – она считалась невозможной из-за отсутствия социальных предпосылок для данного явления. Таким образом, дамочки древнейшей профессии не просто нарушали закон – они подвергали сомнению идеологию самого лучшего в мире государства. За такое карали очень жестоко, а уж при всеобщей подозрительности и огромном количестве осведомителей милиция просто не могла не заметить подпольный бордель. И если он продолжал работать много лет, – значит, шлюхи сотрудничали с ментами, оказывая им разнообразные услуги, причем наверняка не столько сексуальные, сколько информационные, – проще говоря, стучали на своих клиентов.
Этого важного оттенка, без которого немыслимы советские 1950-е, в новой отечественной картине нет совсем, и потому цвет времени на экране получился неправильным. Никакие оправдания тут неуместны: смутную тревогу, непонятный страх хотя бы изредка тогда ощущали даже дети, и, не показывая эту важную особенность эпохи, кинематографисты очень близко подходят к границе, за которой высветление действительности превращается в фальшь и ложь.
Но даже все это еще полбеды. Гораздо важнее то, что истории о добродетельных проститутках были остро актуальны лет сто пятьдесят назад, а последний всплеск интереса к благородным представительницам древнейшей профессии случился в СССР на рубеже 1980-х-1990-х годов. Сейчас истории о прекрасных душою шлюхах полностью устарели, и этому есть веские причины.
Что было до XIX века, сказать уже трудно, но в позапрошлом столетии проституцией действительно чаще занимались от полной безнадеги, чем от порочности. Например, если гувернантка или горничная рожала ребенка от хозяина дома, где работала (или эта связь просто становилась известна окружающим), то "блудницу" немедленно увольняли. "Развратницу" не принимали на работу ни в один приличный дом и ни в одну приличную фирму (женщин тогда вообще нанимали не очень охотно). И если экс-любовник не помогал своей опозоренной возлюбленной деньгами (а чаще всего случалось именно так), то у нее оставалось только два пути – в воду или на панель, поскольку для девушек, не привыкших к тяжелому физическому труду, каторжный труд на фабрике или в деревне означал верную гибель.
А необразованные девушки начинали торговать собой, если по воле обстоятельств оказывались выброшены из привычного уклада жизни. Например, если фермер, рабочий или владелец небольшой мастерской разорялся и скоропостижно умирал, а единственной кормилицей семьи оставалась старшая дочь, то проще всего ей было заработать денег проституцией. Любая другая профессия вряд ли позволила бы необразованной девушке прокормить мать и множество младших братьев и сестер.
Каждому нормальному человеку такое положение вещей кажется диким. И вполне понятно, почему во всех европейских странах в XIX веке писатели не жалели чернил и пыла, защищая девушек, которых общество назвало развратницами только потому, что они верили своим любимым. И понемногу, почти незаметно, общественное мнение избавлялось от ханжества, становясь более терпимым к чужой любви и доверчивости.
Но по-настоящему ситуация изменилась во время Первой мировой войны, когда много мужчин ушли на фронт, и на их место пришлось набирать женщин. А уж во время и после Второй мировой даже самые оголтелые противникам эмансипации нанимали представительниц прекрасного пола на должности, которые прежде считались исключительно мужскими. Личная жизнь работниц теперь интересовала начальство гораздо меньше, чем их трудолюбие и квалификация, поэтому случайный и неудачный роман уже не означал для девушек крах всей жизни.
Разумеется, в разных странах эмансипация шла неодинаковыми темпами. Впереди планеты всей были экономически развитые страны Северной Европы и Америки, а также, разумеется, СССР. В странах Средиземноморья индустриализация проходила гораздо медленнее, и такого количества женских рабочих рук еще не требовалось.
В Италии это положение вещей в сочетании с почти полным отсутствием цензуры стало причиной появления в 1950-е – первой половине 1960-х годов множества фильмов о добродетельных проститутках. У каждой великой итальянской актрисы – Анны Маньяни, Джульетты Мазина, Софи Лорен – в творческой биографии есть хотя бы одна великая роль благородной и великодушной "женщины легкого поведения". Такие картины, как "Мама Рома", "Ночи Кабирии", "Брак по-итальянски", вошли в золотой фонд мирового кинематографа.
Но это уже был финал почти вековой борьбы с ханжеством и лицемерием европейского общества. Как только женщины смогли зарабатывать на жизнь, не торгуя собой, исчезла необходимость защищать проституток от общественного мнения. Теперь эту профессию выбирали лишь бездельницы, которые были готовы на все, даже торговать собой, лишь бы не работать.
И кинематограф почти сразу же отразил изменившееся положение вещей. Например, в ленте Алана Пакулы "Клют" (1971 г.) Джейн Фонда сыграла высокооплачиваемую проститутку, которая любила свою работу, потому что она позволяла чувствовать себя главной в отношениях с мужчинами и манипулировать ими. Правда, весь огромный опыт "девушки по вызову" оказался бесполезен, когда она неожиданно для себя влюбилась в неказистого сыщика, расследовавшего загадочные убийства "жриц любви", но это уже другая история… А за свою работу в "Клюте" актриса вполне заслуженно была удостоена "Оскара".
Из более поздних фильмов вспоминается киносказка "Красотка", повествующая о большой и чистой любви миллионера к уличной шлюхе. Но в этой истории слово "проститутка", по сути, было синонимом слов "девушка с улицы", поскольку в Америке конца ХХ века "жрицы любви" по социальной иерархии стояли ниже официанток и посудомоек.
А в СССР все складывалось нелинейно. С первых лет революции женщины не просто могли, но и обязаны были работать, даже если муж целиком и полностью обеспечивал семью: тунеядцев советская власть не любила. Таким образом отпала необходимость торговать собой, чтобы выжить. Поэтому проституцией занимались только две категории женщин: хабалки-тунеядки, вообще не желавшие трудиться (они караулили клиентов в подворотнях и на дорогах), и умненькие целеустремленные девушки, которые любой ценой хотели выйти замуж за иностранца и уехать с ним в капиталистический рай (эти выбирали профессии, так или иначе связанные с общением с приезжими из-за границы). В обоих случаях женщины становились "жрицами любви" сознательно, а не под давлением обстоятельств, и сочувствовать этим шлюхам не стоило.
Но обсуждение секса вообще и продажной любви в частности находилось в СССР под строжайшим запретом. Это стало причиной множества проблем советских людей. Увы, открыто говорить на данные темы жители "самой свободной страны мира" смогли только с началом перестройки.
На многие вопросы относительно валютных проституток блистательно ответил Петр Тодоровский в своей картине "Интердевочка". Знаменитый режиссер четко и без малейшей пошлости объяснил, что жизнь "жрицы любви" (даже дорогой и элитной) очень непроста, а временами – гнусна донельзя. И вожделенный брак с иностранцем означает не отъезд в рай, а начало семейной жизни, которая сложна и непредсказуема даже в собственном доме и среди супернавороченной бытовой техники…
Некоторое время после распада СССР интерес читателей и зрителей к проституткам и их проблемам подогревали реалии непростой российской жизни. Бывшие советские люди очень немногое знали о Западе, и многие женщины, читавшие объявления о поиске работников, искренне верили, что в Германии, Италии и Македонии жизненно необходимы русские официантки, барменши и исполнительницы экзотических танцев. Сейчас подобная наивность кажется невероятной, но такое действительно было. Впрочем, ситуация разъяснилась быстро, и после нескольких статей в газетах (Интернет тогда был привилегией немногих богатых россиян) большинство женщин научились читать объявления правильно. На экзотическую работу за рубеж стали ездить только те, кто был заинтересован именно в ней.
В современной России проституцией занимаются исключительно женщины, выбравшие эту профессию по велению сердца (или других частей тела). Для общественного мнения сейчас главные враги – отнюдь не "жрицы любви", а совсем другие категории населения. И совершенно непонятно, зачем в такой ситуации снимать кино о том, что проститутки – не исчадия ада, а, в общем-то, не самые плохие женщины. Кому это сейчас интересно? Для кого важно? И, повторюсь, советские проститутки сталинских и хрущевских времен наверняка были осведомительницами правоохранительных органов, так что назвать этих женщин невинными жертвами эпохи невозможно при всем желании.
Если создателям "Огней притона" их героиня казалась русской Скарлетт (такая мысль возникает после финальных слов мамы Любы, очень похожих на знаменитое: "Завтра будет новый день"), то эта аналогия абсолютно неверна. Скарлетт в девятнадцать лет была вынуждена кормить прорву народа: сына, отца, сестер, рабов, а также друзей и знакомых. Ради этого хрупкая барышня пахала (не в переносном, а в прямом смысле слова) и собирала хлопок, потому что ее негры (домашние, а не шваль с плантации) отказались выполнять тяжелую физическую работу. По сравнению с пахотой и сбором урожая торговля древесиной, конечно, выглядела более легким занятием, но все равно требовала немалых усилий. И трудилась Скарлетт даже на последних месяцах беременности.
Ради чего молодая, красивая девушка надрывалась на плантации и за прилавком? Разве не проще было накрасить лицо и прогуляться по веселому кварталу?..
Одни скажут, что Скарлетт не хотела делать того, что огорчило бы ее покойную маму, другие решат, что не в характере старшей мисс о’Хара было пресмыкаться перед мужчинами и ронять себя. Да, она вышла замуж ради денег, но брак без любви и проституция – абсолютно разные вещи. Так что совершенно неуместно сравнивать размалеванную шлюху с девушкой, которая в совершенно нечеловеческой ситуации сумела сохранить достоинство и вытащить семью из нищеты.
Главная героиня "Огней притона" имела гораздо больше возможностей честно трудиться, чем Скарлетт, но предпочла торговать собой. Многие с пониманием отнесутся к девушке, которая не пожелала гробить красоту и здоровье на каторжной работе в советских колхозах, на заводах и фабриках и предпочла стать красивой и богатой, а не бедной и больной. Я тоже могу понять такую позицию, но сочувствовать проститутке не буду. Гораздо большую симпатию и уважение у меня вызывают женщины, которые в нечеловеческих военных и послевоенных условиях заново отстроили родную страну и воспитали детей добрыми и хорошими людьми.
И я абсолютно не понимаю, зачем сегодня, в абсолютно терпимую к проституткам эпоху, кинематографистам понадобилось пробуждать к ним жалость. Жертвами общественного ханжества шлюхи перестали быть еще в начале ХХ века, а особы, способные предложить обществу не ум, знания и умения, а только свое тело, сейчас вряд ли кому-то интересны.
Наверное, "Огни притона" можно посмотреть ради великолепных актеров – Роговцевой и Ступки, – а также ради прекрасных работ оператора, художника и художника по костюмам. Но иных причин тратить время на эту ленту я не вижу. Не порадует она даже любителей "клубнички", поскольку ничего совсем уж откровенного в этой истории нет.
Светлана Степнова
1918 Прочтений • [Рецензия на "Огни притона"] [15.09.2012] [Комментариев: 0]
Vova
