"Детская преступность" и "поповское мракобесие" – два бича современного общества и тема очередного шедевра Киры Муратовой "Мелодия для шарманки".
Удел большинства беспризорников – попрошайничество и мелкое воровство. Как и многие другие современные гавроши, Никита и Алена не от хорошей жизни оказываются на улице: их мать умирает, отцы-алиментщики растворяются в глубинах камер хранения и подземных переходов, в довершение всего еще и попечительский совет желает разлучить бедолаг. Никиту, как ребенка с задержками в развитии, предполагается определить в специализированный интернат, а Алену – в "обычный" детский дом. В поисках пап сиротки бегут из детдома и оказываются на вокзале в большом городе. Но еще до вокзала их как злостных зайцев высаживают контролеры. Банда других беспризорников грабит Алену и Никиту дочиста. Денег у них нет, а кушать хочется. Такова завязка новой притчи Киры Георгиевны Муратовой.
С первых кадров перед нами во всем блеске – Кира Муратова. Фирменные метки: повторение фраз, бесконечные близнецы, чавкающие старухи, суржик обозначают дорогу от Рождества к Успению. У Муратовой цирк с огнями засверкал особенно ярко после "Астенического синдрома". Рождение ее как автора справедливо увязывают с "Короткими встречами". Однако, "крамолу" можно было заметить (но, к счастью не заметили) в безобидном дебюте "У крутого яра". В дипломной работе вместе с мужем Кира крутила дули в кармане, но никто не обратил внимания. Слишком причудлива для колхозной повести уже вторая мизансцена дебютной картины: убийца волчиц ведет беседу со слепцом об особенностях восприятия мира. Каково? Во втором совместном фильме "Наш честный хлеб" на танцах уже пляшут клоны, а колхоз "Добрый путь" растягивается в похоронной процессии.
"Мелодия для шарманки" – нашпигована аллюзиями на старые муратовские фильмы как фаршированная рыба яйцами и луком: красный попугай, рвущийся из клетки на волю, прилетел прямо из "Долгих проводов"; безотцовщина и сиротство болит и жалуется в таких картинах как "Долгие проводы" и "Три истории"; плакаты в магазине, куда попали Никита и Алена, рекламируют героев фильма "Два в одном". Этическое родство кинолента обнаруживает с фильмом "Ивана Сидорова" (творческий псевдоним Киры Муратовой) "Среди серых камней": мама здесь тоже умирает, мальчик Вася оказывается в толпе оборванцев, а девочка Маруся находит последний приют в люлечке. "Мелодия" похожа на 20-ую часть сериала длиною в жизнь, только актеры бродячего театра кочуют по вселенной Киры Муратовой не столько из серии в серию, сколько – из прошлого в грядущее.
Помимо Ромы Бурлаки и Лены Костюк, исполнивших главные роли, в фильме задействован спецотряд из бывалых бойцов: Леонид Кушнир, Рената Литвинова, Георгий Делиев, Олег Табаков, Наталья Бузько, Жан Даниель и Нина Русланова наступают на главных направлениях. В тылу воюет партизанская армия из актеров и пешеходов.
Если актерский состав – довольно традиционен, то визуальный ряд отличается даже от фильмов 90-х. Немалая заслуга в этом принадлежит оператору Владимиру Панкову. Панков дебютировал у Муратовой еще в "Астеническом синдроме". Он же снимал "Два в одном". И в "Мелодии", и в "Два в одном" заметен акцент на вертикальном панорамировании. Зато почти пропали чарующие повторы одной сцены, снятой с разных ракурсов, столь свойственные операторской манере Геннадия Карюка в "Долгих проводах" и "Коротких встречах". Повторы придавали тем кинолентам некий налет документальности. Тогда как камера Панкова подчеркивает театральную, цирковую интонацию "Мелодии" и дистанцируется от раннего муратовского "реализма". Сценарий, как всегда основательно переработанный Муратовой, написал яркий автор Владимир Зуев.
Картина вызвала волну негодования среди первых зрителей. Что тут можно сказать? "Аналогичный случай был в Крыжополе. Одному зуб вырвали. Так вiн і помер".
Вопреки расхожему мнению, "Мелодия для шарманки" – это не укоризна зажравшейся буржуазии, а чистейший маньеризм, черпающий наслаждение в страданиях бедняков. Режиссер не стесняется и смакует прелести классового общества. Елка с "запахом мочи", зловонная нищенка и торговля ножами – мир сирых и убогих. Пачки евро, фройляйн Литвинова в енотовом салопе и зал повышенной комфортности, где нет места ветеранам НКВД, – мир богатых и нарядных. Кира Григорьевна дурачит доверчивого зрителя, вызывая в нем бурю смешанных эмоций.
Ревнители нравственности могут сколько угодно серчать и топтать шапку. Точнейший барометр – реакция зрительного зала. На премьере фильма на ММКФ никто не рыдал, зато сдавленного смеха было предостаточно. Ключик к поэтике Киры Муратовой подобрала Зара Абдуллаева: "…образ гедонистических, действенных, говорливых, оглушающих, парализующих внимание, понимание и визуально не окрепших 90-х. Так проявлялась трансгрессия в (под)сознание (человека, времени, места), дразнящая свободной от любых условностей режиссурой." Слова о 90-х можно в полной мере отнести и к нулевым.
Ложное сердоболие и самобичевание – ловушка, в которую попадает неискушенный зритель. На самом деле, эстетика Муратовой лежит за пределами добра и зла. Вот, что говорит сам режиссер по этому поводу: "…Вам кажется, что нищий всегда мрачен? Ничего подобного. Ничего такого, что мы себе напридумывали, он не чувствует". И далее: "…На всех жалости не хватит". Наивно думать, что Муратова призывает к целомудренной жизни, а тем более борется в одиночку с капитализмом. Немного найдется художников, которые так много выиграли от крушения CCCР как Кира Георгиевна: "…После перестройки наступил солнечный период. "Астенический синдром", "Перемена участи" – фильмы, снятые в райском, эйфорическом состоянии. То есть мне сказали, оказывается, ты совсем не дрянь, а супер какая замечательная. И к тому же деньги давали без возражений".
"Мелодия для шарманки" – не только социальная травестия, но и пародия на святочный рассказ. В качестве литературных аналогов можно припомнить такие вещи как "Мальчик у Христа на елке" Достоевского, где "наутро, дворники нашли маленький трупик забежавшего и замерзшего за дровами мальчика", "Рождество" Дюрренматта, где странник находит мертвого Христа-младенца, "Девочка со спичками" Андерсена, где девочка замерзает, мечтая о жареном гусе с черносливом и яблоками.
Однако Муратова идет здесь дальше святочного рассказа и играет в Святое Писание. Повествование становится для главных героев лестницей на Голгофу, где ступеньками выступают библейские цитаты и христианские символы. Торговец в электричке предлагает пассажирам открытку с названием "Избиение младенцев воинами царя Ирода". Пространственно-временной континуум картины начинается Рождеством, а заканчивает Успенском переулком. Нищий в депо цитирует слова Сына из пророческой беседы на горе Елеонской и Послание Святого Апостола Иакова. Отец Алены - Алексей Богданов. Иначе говоря – "Тот, Кто дан Богом". Алексей – по древнегречески значит "защитник". В сцене у справочного бюро Никита проявляет странную настойчивость: несколько раз Он требует, чтобы Его признали Сыном Богданова, хотя это не его Отец. Посторонний ребенок декламирует по сотовому стихотворение Плещеева: "Был у Христа-младенца сад".
Кем в этом мире является Никита? Сыном Божиим? Глашатаем Бога? Или просто самозванцем? Трактовка этого образа зависит от веры зрителя. Можно увидеть здесь путь Христа, с первых шагов обреченного на крест. А можно узреть иронию автора над верующими, упорствующих в пустых обманах. Муратова неоднократно повторяла, что она – атеист. Есть все основания думать, что восхождение Никиты на Голгофу чердака есть пища для художественного бурлеска, но никак не для христианского манифеста. Подобное шутливое цитирование Библии встречается, например, в лентах "Письмо в Америку" и "Среди серых камней".
Если и есть религия в этом фильме, то это новое язычество, где верховным божеством назначен желудок. Даже католическая церковь исключает гортанобесие из списка грехов. В стране возрождаются традиции изысканного обжорства. "Мелодия для шарманки" соперничает с "Пиром Тримальхиона" Петрония и с "Большой жратвой" Марко Феррери.
Как у Андерсена, у Киры Георгиевны голодные Никита и Алена смотрят сквозь морозное окно на жирного гуся. Перед их глазами проносят бисквитные торты. Булки валятся на снег, но уплывают из-под носа. Запах хлеба одуряющее прекрасен. В привокзальном шинке – пища проста: жареный цыпленок или гамбургер. Зато шведский стол украшен наваристым гуляшем и рассыпчатой картошечкой со шкварками. А как богаты прилавки гипермаркета! Здесь можно купить круассаны и штрудели, эклеры с кремом шантильи, марципановые тарталетки и фисташковый милле-фолле.
"Эти огурцы маринованные или соленые?", – вопрошает Алена. Какая разница? Эти огурцы ей все равно не достанутся. Это – добыча элегантных клептоманов. А вообще-то клептоманы предпочитают хороший коньяк, мягкий сыр и чешскую бехеровку. В то время как старушки любят яблоки, черешню, груши, малину, клубнику, сливу, абрикосы, апельсины и арбузы.
Виноград – не любят. От него изжога.
"Мелодия для шарманки" – эффективный препарат от изжоги, вызываемой тотальным огламуриванием современного кинематографа.
Евгений Васильев
1839 Прочтений • [Рецензия на "Мелодия для шарманки"] [15.09.2012] [Комментариев: 0]
Vova
