Ни для кого не секрет, что российский арт-хаус 2008 года - это фильмы по старым сценариям, где молодой, симпатишный доктор (оперная певица), желательный для местных кавалер (дама) в диком захолустье (в больницах закрытого типа) спасает Россию без лекарств, света и культурного досуга в окружении брутальных милиционеров (комиссаров) на фоне разворачивающейся социальной или научно-технической революции.
Не избежал этой участи и новый фильм Кирилла Серебрянникова "Юрьев день". Вот и здесь, повинуясь зову предков, оперная дива Любовь Павловна (Ксения Раппопорт), европейская знаменитость уезжает в город детства, чтобы навеки потерять там сына Андрея (Роман Шмаков), глушить водку с димедролом, смывать кровь с туберкулезного, похожего в одной из сцен на Сына Божьего, урки и петь в церковном хоре. В "Юрьевом дне" нет обязательного, согласно прошлогодней киномоде, доктора-народника, осуществляющего смычку города и деревни, который присутствует в "Морфии", "Бумажном Солдате" и "Диком Поле", зато есть непростая лечебница, брутальный представитель власти, он же бывший уголовник и любовь деревенских к городским.
Любой большой художник теперь знает, что подлинная Русь находится в мистическом Замкадье - ярославских уездах, уральских совхозах, на карельских сопках, а, самая настоящая, воистину "кондовая" - в Казахстане, что и подтверждает триумф "Дикого Поля". Если в 1990-е авторы только начинали раскручивать эту благодатную тему как Луцик и Саморядов в "Окраине", то в последние годы хождение в народ приобрело широкий размах. Так или иначе эту тему развивают "Груз 200", "Русалка", "Свободное плавание", "Коктебель", "Остров", "Дикое поле", "Эйфория", "Однажды в провинции", "Бумажный солдат". Можно до кучи вспомнить и захолустье, правда, уже надрусское, вневременное у Андрея Звягинцева в "Возвращении" и "Изгнании".
"Нам не нужна эта карикатурно-фальшивая брехня. – Вот общая претензия ведущих кинокритиков к "Юрьеву дню" - Фильмы о Руси, в них столько неправды, фантазийный сюжет с невозможным концом". Ну, да. Так все и есть. В картине столько неправды, что любой гражданин РФ, совсем не кинокритик, может продолжать без конца развенчивать поклеп Серебрянникова на русскую провинцию. "Не бывает", "не было", "не так", "не точно", "никогда", "не там", "не верю", "мимо". Неправда...
И все же, несмотря на это "Юрьев день" – это самая Святая Правда, какая только случается на свете.
Миф о русской провинции жил, живет и будет жить, в первую очередь, в Москве, и Петербурге. Кирилл Серебрянников говорил, что в этом фильме он хотел изжить свои страхи, что он прекрасно и проделал. "Юрьев день" – это воплощенная явь кошмарного сна длиной в два столетия. "Разве Россия не белый рай и не веселые наши дни?".
И в этом смысле, в смысле мифологемы "Кондовая Русь, Русская Деревня, Дикое Поле", воплощенная в "Юрьевом дне" - неизбывна. Она отражается в тысячах закатных отблесков: в литературе, музыке, архитектуре, политических партиях, группировках, древлеправославных толках, ересях, неоязыческих движениях, мечтах, псевдоисторических конструктах и войнах с соседями.
"Материализация чувственных идей" – азбучная истина мироздания, известная всем от графа Калиостро в "Формуле Любви", до профессора Бельбо, повешенного на струне "Маятника Фуко".
"Призрак ходит по Европе, призрак коммунизма," - заклинали Карл Маркс и Фридрих Энгельс в середине века XIX-го. И, хотя в XIX веке этот призрак был лишь в воспаленном воображении европейских революционеров, в середине века XX-го этот призрак уже бродил по всей Земле, начиная от джунглей Индокитая, заканчивая пляжами Кубы, ставил к стенке его отрицателей и запускал ракеты в космос.
Мифологема "11 сентября 2001 года" родилась в воображении новеллистов, и кинематографистов, перекочевала в сознание муджахеддинов, чтобы воплотиться в самом кровавом террористическом акте в истории человечества. Среди самых красноречивых кинопримеров: "Охотники на приведений" (1989), "Кинг-Конг" (1993), "День независимости" (1996), "Столкновение с бездной" (1998), "Армагеддон" (1998), "Годзилла" (1998). Заметьте, что в последние годы перед трагедией Нью-Йорк в кино разрушался особенно часто и наиболее изощренно.
Мир, нарисованный Серебрянниковым в "Юрьевом дне" – не фантом, но навязчивая идея, которая вполне может стать реальностью. Нет ничего невозможного и те, кто сегодня говорят "не верю", например Быков и Зельвенский, завтра, под воздействием обстоятельств, вполне могут вытирать кровь в тюремных застенках как героиня Ксении Раппопорт. Невозможное – возможно. "Юрьев день" испытывает нехватку документальной правды, но художественной достоверностью он полон до краев.
Да и нехватка документальной правды – весьма относительна. "Юрьев день" – это амальгама коллективной памяти о России XX века. Почти все, что показано в фильме было когда-то, не так уже и давно - 10, 20, 40, 70 лет назад - фуфайки, заледеневшие монастыри, перенаселенные тюремные камеры, превращение узников в надзирателей и наоборот.
Волшебное исчезновение сына Андрея и не менее сказочное превращение Любови Павловны из оперной дивы в тюремную поломойку не столь волшебно-сказочно, как представляется на первый взгляд. Нет, не сорок тысяч человек, как утверждает героический следователь "Серый", исчезает бесследно в России каждый год. Ежегодно исчезает 100 тысяч, 80 тысяч находится, а 20 тысяч уходят в заоблачный плес. В США, кстати, тоже каждый год пропадают около 100 тысяч граждан. Из них около 10-ти тысяч так никогда и не находят. Во всем мире ежегодно исчезают с концами около 2-х миллионов человек. Люди, просто-напросто, не могут не исчезать в шестимиллиардном муравейнике.
Причины исчезновений – многочисленны: от самоубийств в безлюдных местах, до желания начать новую жизнь под вымышленным именем, но, как правило, в большинстве случаев причины не столь кинематографичны. Это – обычные несчастные случаи: заблудился в лесу и умер, или бытовые убийства: поругались, подрались, зарезали, труп бросили в подвал, или в сарай, или в колодец во дворе. Скорее всего, это и случилось с сыном героини.
Кокнуть его, забрать 100 рублей на спасительный опохмел могла местная шпана или сильно страдающий местный горожанин, да хотя бы тот же кузен хозяйки дома, где остановилась певица, - Колька. Тяжелый абстинентный синдром – это не фунт изюму. Учитывая ранимость юноши и скандалезное настроение, можно вполне представить: он испарился, распался на нуклоны самым реалистическим образом. (Если же отбросить домыслы по поводу исчезновения, то нельзя не упомянуть об очевидной аллегории: исчез в пучине русской жизни, как исчезли в одно мгновенье побеги либерального просвещенья).
Менее достоверным представляется десантирование примадонны в церковный хор. Тут я соглашусь с многочисленными критиками, но только отчасти - в отношении сроков этого перехода. Да, действительно, столично-европейская мама, наверняка бы перевернула вверх тормашками городок Юрьев, пол-Москвы и Европы, чтобы отыскать сына. Да, но, если бы она так и не нашла его? Через месяц, полгода, год? Утрата единственного близкого человека, особенно сына, для любой матери, будь-то артистка, будь-то кассирша музея – часто равнозначна собственной смерти. Поэтому падение в преисподнюю провинциального быта у героини – не приступ внезапного благородства, но акт ритуального самоубийства, жажда заглушить душевные муки телесными страданиями. Здесь все o’k.
Ради занимательности фильма Серебрянников пожертвовал правдоподобностью, но не художественной правдой. Он сжал донельзя сроки этого превращения. На самом деле, подобные переходы из князи в грязи, из грязи в религию – каноничны и традиционны. История христианства изобилует подобными примерами. Отцы Церкви, подвижники Веры отдавали имущество, уходили в "дикия пустыни". Августин Блаженный, сын землевладельца, начал свое пасторское служение с того, что распродал все свое имущество, почти совершенно отдав вырученные средства бедным. Василий Великий, выходец из зажиточной и очень влиятельной семьи Каппадокии, также раздал все свое имение и подвизался в строгом воздержании. В жилище его не было ни крыши, ни очага. Пища была самой скудной. Он обтесывал камни и возил тяжести. От больших трудов мозоли не сходили с его рук. Из одежды Василий Великий имел только срачицу и мантию, власяницу носил только ночью, чтобы ее не было видно.
Святая Ксения после смерти мужа избрала для себя тяжелый путь юродства Христа ради. Облачившись в костюм мужа, то есть, надев на себя его белье, кафтан, камзол, она стала всех уверять, что Андрей Феодорович вовсе не умирал, а умерла его супруга Ксения Григорьевна, и уже потом никогда не откликалась, если ее называли Ксенией Григорьевной, и всегда охотно отзывалась, если ее называли Андреем Феодоровичем.
Да и сейчас подобное – не редкость. Актриса Ольга Гобзева приняла монашеский постриг, другая актриса, звезда первой величины Екатерина Васильева ушла в свое время в Толжский монастырь. Складывается впечатление, что каждая пятая перестроечная знаменитость сейчас либо священник, либо сельский труженик. Многие отказываются от столичной славы, сладких денег ради Веры с поразительной легкостью: Мамонов живет отшельником в избушке, Неумоев - у стен монастыря в крайнем стеснении, Охлобыстин рукоположен в сан священника, Стерлигов растит картошку в глуши.
Здесь мы выходим на лейтмотив фильма - в русло старинной христианской мысли, может осознанной, может неосознанной его создателем: Мир - юдоль печали. Град Земной и Град Божий – лежат порознь, и вместе им не бывать. Несчастная, провинциальная Россия, "Кондовая Русь", как мало что еще на свете, как предел Града Земного, страна неправды, зверства и беды обнажает неизбывную печаль Мира, лишает человека последней Земной надежды, ради чего-то иного, что еще не было, но будет, ради надежды Неземной, ради того, что зовет и манит.
"Юрьев день" - есть день перехода, день ухода и начало пути, per aspera ad astra, через смерть, страдания, обосранные нужники, слезки, через безбрежные степи и мохнатые леса самой колдовской, кроме Папуа-Новой Гвинеи, страны мира - святой Руси, белоснежной, алой, через ее остроги, воспоминания о навсегда исчезнувших детях, кровь, водку с димедролом, баню возрождения, полевые вертолеты, высокие туманы, июльские мечтания Льва Бронштейна, забытые сны Сергея Радонежского, через полуозноб, полубред, многосмысленность Медведей, поножовщину смотрящих, белые кроссовки, Китеж-грады, через истинно православные и не очень церкви, через обесколещенность автомобилей, преданность бандитов, вероломство милиционеров, бархатные пляжи, благонравие жен, через гридеперлевые манто, келейную нежность, интимный сурик, через привязчивых кокеток, "где ты, мама, я ищу тебя в переулках памяти?", через зелье божественных свидетельств, утопленников, манную кашу, кирзачи, автобус "Магадан-Анадырь", отяжелевшие почки, через прохладу и блядство пролетарских кабаков, сумрак сараев, большие космические путешествия, таежные дороги, первое, второе, третье и компот, через делириум двоюродных братьев, доблесть смирения, аметистовые озера, плевки на кафеле, семАчки, ектения, через малахольных мальчиков, погибшие батальоны, убийц отроков, пшеничные поля, социалистические проспекты и кривую воду.
Туда, туда.
Евгений Васильев
1146 Прочтений • [Рецензия на "Юрьев день"] [15.09.2012] [Комментариев: 0]
Vova
