Фильм Владимира Машкова "Папа" продолжает тему отцов и детей, волнующую режиссера еще с режиссерского дебюта - фильма "Сирота казанская". На пресс-конференции, посвященной "Папе", режиссер так и сказал, что это просьба о прощении у отца, которого уже нет в живых. Если так, то можно предположить, что фильм, несмотря на литературный источник – пьесу Александра Галича "Матросская тишина", своеобразное автобиографическое повествование. Здесь актер и режиссер Владимир Машков открыл многие, доселе неизвестные общественности глубины своей души, своей биографии, созвучные многим, потому что тема раскаяния, тема падения, а затем осознания своих ошибок, тема "малой родины", и, наконец, тема отцов и детей – вечны, а потому современны и своевременны всегда.
История мальчика-скрипача Давида Шварца не нова. Он живет в городке Тульчин, мимо которого проносятся поезда в Москву. Давид говорит, что и он однажды покинет на таком вот поезде родной город, поедет завоевывать Москву. И его отец, Абрам, также желает сыну карьеры выдающегося музыканта, он хочет, чтобы сын был его полной противоположностью, ведь сам отец иногда проворачивает денежные махинации, чтобы прокормить семью и обеспечить сыну беззаботное детство и пополнять свою коллекцию открыток. Они не богачи, живут не лучше, но и не хуже других. Давид в детстве такой же сорванец, как и его дворовые друзья: стоит на рельсах перед мчащимся навстречу поездом, и подставляет себя под мяч у кирпичной стены в игре. Основная канва фильма развивается на истории Давида: его взрослении не только физическом, но и духовном, нравственном, поэтому не читавшим пьесу "Матросская тишина" довольно сложно разобраться, к чему в фильме несколько раз делается акцент на названии этой улицы. Да, в общем-то, ни к чему. Линию с соседями, их адресом с Матросской тишиной и папой друга-музыканта, попавшего в "Матросскую тишину" можно было вообще убрать, и фильм бы от этого ничего не потерял, а скорее, выиграл. Но режиссер решил оставить "след" первоисточника, и это его право.
Также сначала не понятно, в какое время происходит действие. До фильма я не читала пьесу, и когда он начался, думала что время действия - конец сороковых-пятидесятые годы. Уверенности добавила "Аллея славы" на открытке Берлина, которую подарил Абраму прибывший из дальних странствий друг, сделавший акцент на этой композиции. Понятно, что она должна была звучать зловещим предзнаменованием Второй мировой войны, но получилась только путаница. Если уж авторам не удалось передать эпоху, время конца двадцатых годов ХХ века, то надо было сделать титры: "1929 год", "1939 год", чтобы сразу было все ясно. Немного по-другому передана эпоха в Москве, когда Давид учится уже в Консерватории. Там более-менее ожидаемое и логичное продолжение: если Москва, то Консерватория, выступление Давида. Тем более, что город показан в духе мифологизации фильмов Александрова, когда вечный праздник, много флагов, и поющая Любовь Орлова "Широка страна моя родная". Такое изображение столицы СССР - своеобразная дань моде тех лет, а с другой стороны, наше сегодняшнее восприятие того времени, так как мифотворчество наложило отпечаток мечты на нашу память, сохранившись в фильмах.
Так же интересно режиссер изобразил приезд Абрама Шварца в Москву, который до того никогда никуда не выезжал. В нем Машков собрал все признаки доброго провинциала: и немудреные домашние запасы, и многими годами собранные деньги для сына-студента, и озирание с оглядкой по сторонам, и разбегающиеся в разные стороны глаза от обилия столичного великолепия, и укрощение эскалатора, "борьба" с дверьми поезда метро, по природе своей сродни Чаплинским героям. Даже предвзятая, искушенная публика столичного зала Дома кино смеялась на этих кадрах, вспоминая, быть может, свои первые шаги по эскалатору и поездку в метро – кто-то в беспамятном возрасте, а кое-кто и в осознанном. Сын действительно, оправдал папины надежды, стал претендентом на участие в престижнейшем конкурсе музыкантов, но встреча состоялась не так, как оба ее представляли. Давид не желал этой встречи, он говорил, что его папа музыкант, а не бухгалтер. А папа, когда приехал, думал, что сын, воплотивший и оправдавший все его надежды, встретит его достойно. Оба расстались разочарованными, но они не знали, что эта встреча окажется для них последней.
Настали грозовые сороковые. Война изменила и сломала многие судьбы, но судьба Давида оказалась не случайно искалеченной, это можно назвать своеобразной расплатой за недостойное обращение с лучшими чувствами любящего человека, который только в сыне и видел смысл своего существования. Карма настигла Давида в санитарном поезде, когда встал вопрос о спасении его жизни ценой руки. Для музыканта потерять руку, все равно, что лишиться рабочего инструмента, и для Давида это было равносильно смерти. Но вот, то ли в полусонном бреду, то ли наяву состоялась встреча с душой Абрама, после которой Давид понял, что его надежды в свою очередь, как и его папы когда-то, оправдает его сын, растущий в Москве. Возможно, Таня, соседка из Тульчина, подруга из детства, ставшая женой, передаст сыну Давида все лучшее, что может быть в человеке, и Давид также будет гордиться своим сыном, как когда-то Абрам. Ведь во время занятий на скрипке Давидом еще в Тульчине, Абрам, сидевший рядом за работой, уносился с музыкой далеко-далеко за пределы захолустного городка, возносился к небесам в предвкушении успехов сына. И потом, после смерти, где-то на небесах папа простил сына за его недостойное поведение, а сын, осознав боль, причиненную отцу, испытывал вечное раскаяние.
Ирина Штефанова
1375 Прочтений • [Рецензия на "Папа"] [15.09.2012] [Комментариев: 0]
Vova
