Известность для разведчика — дело случая, причем случай этот далеко не счастливый. По одной очень простой причине: чтобы стать известным, надо провалиться.
Е.А. Прудникова, «Рихард Зорге — разведчик номер один»
Информация — это вещь, обладать которой хотели бы многие. Желательно — обладать единолично. Еще лучше — знать все о противнике, но чтобы он ничего не знал о нас. Ведь «кто предупрежден — тот вооружен». Из этого утверждения всю человеческую историю происходит желание узнать побольше о соседях — а не замышляют ли они чего?
На государственном уровне это желание привело к созданию целых организаций, одни из которых занимались добычей сведений о других странах, а другие — защитой информации на родине. Разведка и контрразведка.
Мы все знаем аббревиатуры таких спецслужб, созданных на шестой части суши. В разные годы они назывались по-разному, и в них работали разные люди — кто-то соглашался работать «за идею», а кто-то — исключительно за солидную плату. Были такие, кто совершал чудеса изворотливости и постоянно «ходил по краю», были и такие, о которых их лучшие друзья никогда не сказали бы, что этот человек может быть шпионом. Разные люди, разное время, но объединяло их одно — все они работали на СССР и были шпионами. Или разведчиками. На ваш выбор.
Жизнь марки «Цундап»
Мотоциклиста, которого сегодня доставили в больницу, в Токио знают многие. Этот немец — доктор политических наук и журналист, чьи статьи печатаются в крупных газетах и журналах Германии. Он часто бывает в любимом месте иностранцев в Японии — ресторане «Империал», встречается с коллегами, и иногда, под настроение, подбрасывает им информацию. Много пьет, шутит, говорит со знанием дела о мировой политике и перспективах на будущее.
Его слушают с вниманием, ведь все знают, что он близко дружен с послом Германии, Эйгеном Оттом, настолько близко, что тот часто доверяет ему работу с секретными документами и составление отчетов для Берлина. Некоторые поговаривают, что с женой и секретаршей Отта он еще более близок, но это больше от зависти, наверное.
Кроме того, среди друзей, бывавших у этого журналиста дома, видели и японского журналиста Ходзуми Одзаки, который принадлежал к людям, с которыми премьер-министр Японии имел обыкновение обсуждать планы на будущее и текущую мировую ситуацию.
Впрочем, секретной информации журналист в компании не выдает — просто он очень много знает и его выводы, и их анализ очень часто оказываются правильными.
В немецком посольстве этого журналиста знают немного с другой стороны. Он участник Первой Мировой, награжденный Железным крестом второй степени за храбрость, — «на память» о той войне и перебитых шрапнелью ногах ему осталась хромота. Кроме того, он уже давно состоит в национал-социалистической партии, и говорят, что на поездку в Японию его «благословил» сам министр пропаганды... И в придачу к разговорам за его спиной о романах с женой и секретаршей посла добавляется тихим шепотом еще одно слово: «Абвер».
Но сейчас он совсем не похож на того красавца-журналиста, которым его обычно видят. Привычка гнать на полной скорости сыграла с ним плохою шутку: колесо подскочило на камне, мотоциклист не справился с управлением и врезался в прочную глухую стену. Докторов удивляет только одно: как он еще не потерял сознания?
А он не может себе этого позволить. Он требует найти и привести к нему Макса Клаузена, своего доброго друга. Никто же не знает, что в кармане его брюк лежат секретные документы, и отдать их он может только Максу... потому что Клаузен — его радист, передающий шифровки в Москву. А сам мотоциклист — резидент советской разведки, известный под псевдонимом «Рамзай».
Его настоящее имя — Рихард Зорге, и у него позади уже очень долгий путь, приведший его в Токио...
|
|
|
|
Рихард Зорге, каким он был в Японии и
каким он остался в России. |
||
Рихард родился в городе Баку, в семье немца-техника нефтяного промысла. Когда ему было три года, семья вернулась на родину, в Германию. В школе младший Зорге прослыл трудным учеником — своенравность и упрямство так и перли из него, заставляя спорить с учителями и учениками. После школы, не окончив университет, идет добровольцем в армию, получает три ранения, последние из которых приносит ему хромоту и Железный крест за храбрость. Отлеживаясь в госпитале, Зорге под влиянием близкого знакомства с одной из медсестер начинает интересоваться Коммунистической партией и в конце-концов вступает в нее.
Позже он будет принимать участие во всех неудачных попытках переворотов в Германии начала двадцатых годов, работать в Исполнительном комитете Коминтерна, выполнять поручения ИККИ в Скандинавии и Великобритании. Еще чуть позже его исключат из Коминтерна, но к тому времени он уже будет работать на советскую разведку в Китае.
Наконец, в 1933 году, Зорге направят в Японию. Но перед прибытием туда он сначала появится в Германии, — что можно расценить как невиданную наглость, — под своим настоящим именем. Там он вступает в НСДАП, заручается поддержкой солидных немецких изданий, — газеты «Франкфуртер цайтунг» и журнала «Геополитик», — и только после этого отбывает в Токио.
Быть разведчиком в Японии было тяжело не только потому, что каждый европеец там постоянно на виду и просто так «затеряться в толпе» в случае чего не выйдет. Дополнительные проблемы создавало и то, что в тридцатых годах островной империей овладела тотальная шпиономания: те, кто был там, говорили, что за каждым иностранцем ходил как минимум один сотрудник «Кемпейтай», японской тайной полиции. Эти люди, «прикрепленные» к приезжим, ничуть не намеревались скрыть свое присутствие — наоборот, говорилось, что их присутствие необходимо для обеспечения безопасности дорогого гостя из-за границы. На самом же деле, агент кемпейтай мог, совершенно не стесняясь хозяина, провести обыск в его номере или личных вещах... естественно, исключительно ради безопасности!
В такой обстановке Зорге ведет себя, мягко говоря, вызывающе: живет широко, становится завсегдатаем ресторанов и баров, гоняет по улицам Токио на своем мотоцикле марки «Цундап»... В общем, всеми силами привлекает к себе внимание. Вполне возможно, что так и было задумано: пока взгляды японцев были прикованы к мощной фигуре на не менее мощном мотоцикле, его друзья, — тот же Одзаки, — имели возможность работать. Но такая жизнь не может продолжаться вечно. И в октябре 1941 года арестовывают сначала Одзаки, потом Клаузена, а потом и самого Зорге...
На допросах Рихард, вполне понимая, что назад в СССР ему дороги уже нет, сознается, что работает на советскую разведку. Он легко дает показания, берет всю вину на себя, и в конечном итоге из всей группы «Рамзая» смертный приговор выносят только двоим: самому Зорге за шпионаж и Ходзуми Одзаки — за измену родине.
Три года с исполнением приговора тянули, предлагая СССР обменять их разведчика на кого-то из японских агентов. Но советские власти отказываются, заявляя, что никакого отношения к «Рамзаю» не имеют. 7 ноября 1944 Рихарда Зорге повесили.
На родине о Рихарде не вспоминали до шестидесятых годов прошлого века, когда ему было посмертно присвоено звание Героя Советского союза. Поводом для этого, как говорят, стал французский фильм «Кто вы, доктор Зорге?», который увидел Хрущев. Уже после этого Никита Сергеевич заинтересовался, правда ли то, что показано в фильме? И был удивлен, что человек, который первым сообщил Сталину о том, что Германия собирается начать войну против СССР, и что Япония, наоборот, на Советский Союз нападать не будет, благодаря чему СССР смог перебросить войска с Дальнего Востока в европейскую часть и отразить атаку Германии, не был удостоен никакой награды, даже посмертно.
Дом для джентльмена
В конце двадцатых годов прошлого века начальник четвертого управления ОГПУ Меер Трилиссер предложил долговременную программу, которая должна была обеспечить СССР надежной агентурой в Англии. Предполагалось вербовать будущих шпионов среди студентов крупнейших английских университетов — Кембриджа и Оксфорда. Успешной работе вербовщиков могло поспособствовать многое: и восприимчивость молодежи к новым, необычным идеям, и большое количество разнообразных «тайных обществ» — характерная черта англо-американской студенческой культуры, — члены которых обычно были обязаны не разглашать своего членства. Да и многие авторитетные ученые того времени — философ и математик Бертран Рассел, экономист Морис Добб, Дж.Д. Бернал, возглавлявший кафедру кристаллографии, — не скрывали своей симпатии к Советскому Союзу и его идеям.
Программа Трилиссера была принята и начала осуществляться при поддержке международных органов Коминтерна. Но вряд ли тогда кто-либо мог предположить, какие она даст результаты. А если бы и мог — скорее всего, не поверил бы себе.
Среди кембриджских студентов, симпатизировавших коммунистам, был и сын гражданского губернатора одной из индийских провинций Гарольд Рассел Филби, который вошел в историю под прозвищем, данным ему в честь одного из героев Киплинга, — «Ким».
В начале тридцатых годов двадцатого века Ким — пламенный сторонник коммунистических идеалов, не скрывающий своего выбора, член коммунистической партии Великобритании. Он, по заданию Коминтерна, отправляется в Австрию, помогает беженцам из нацистской Германии покидать страну. Там же он знакомится со своей первой женой. По его словам, ей угрожал арест по подозрению в шпионаже и антиправительственных действиях, и тогда Филби, как настоящий джентльмен, решил спасти женщину, «дав ей свою фамилию и английский паспорт».
Но стоило чете Филби вернуться домой в Англию, как друзья перестали узнавать Гарольда: он избегал встреч с бывшими сопартийцами, в разговоре говорил о том, что «в нацизме можно найти рациональное зерно и выгоду», а после даже вступил в общество «англо-германской дружбы». В этом обществе молодой журналист занимает довольно интересную позицию — он не до конца уверен, что принимает национал-социалистическую идеологию. И многие люди, стараясь окончательно убедить молодого интеллектуала в превосходстве своих идей, идут с ним на довольно откровенные беседы — причем в числе этих «многих» и высокопоставленные немецкие лидеры, к примеру Риббентроп. Но Филби все еще колеблется, хотя некоторые друзья, с которыми он был в Вене, уже в открытую называют его «фашистским прихвостнем». Впрочем, ему не до них — он занят сбором информации об англо-германских отношениях и отправкой ее в Москву.
Когда в Испании началась гражданская война, Ким Филби стал специальным корреспондентом «Таймс» в армии генерала Франко. Статьи, которые он писал, настолько пришлись по душе диктатору, что тот наградил англичанина крестом «За заслуги». Что примечательно — в это же время Ким получил и свой первый советский орден.
На самом деле в Испании Филби просто делал свою работу — ездил по стране, собирал новости, смотрел по сторонам и тщательно все записывал. Но информации, которую удавалось собрать таким образом, было вполне достаточно, чтобы оказывать поддержку войскам республиканцев сообщениями о передвижениях их противника.
В 1940 году Ким Филби вернулся на родину. И почти сразу же, по рекомендации его старого университетского товарища Гая Берджеса, ему предлагают работу в «МИ-6», английской внешней разведке. Естественно, на такую работу не берут кого попало, кандидата должна проверить «от и до» контрразведка, и увлечение коммунистической идеологией в молодости не прошло даром, но... Берджес был чрезвычайно убедителен: «Кто еще сможет лучше ориентироваться в ситуации в Европе, как не Гарольд Филби, который встречался со многими нацистскими лидерами и провел столько лет в Испании?» Аргументы были приняты, а об «ошибках молодости» предпочли забыть. Того, что Берджес также работает на СССР, естественно, никто не знал.
Так Филби попал в английскую разведку, в отдел «Д», который должен был заниматься организацией диверсий в Европе. Но в то время правительство Великобритании предпочитало финансировать внутреннюю, а не внешнюю разведку. И вся работа отдела «Д» сводилась к построению великолепных, но, увы, бесполезных планов. Однажды начальник службы как-то признался в разговоре, что у «МИ-6» на то время не было ни одного агента в Европе...
Но уже разгоралась Вторая мировая, и вот-вот все должно было измениться. Была создана специальная диверсионная школа для оказания помощи бойцам сопротивления в Европе, после нескольких успехов которой престиж внешней разведки вырос, а вместе с ним выросло и финансирование. «МИ-6» начинало становиться серьезной организацией, а внутри нее продолжали работать советские «кроты» — Филби и Берджес, завербованные в университетских стенах Кембриджа.
В 1944 году внутри службы внешней разведки создается «9-й отдел», который заведует работой против СССР и советской разведки. То есть призван внедрять и вербовать агентов в СССР, по возможности противодействовать распространению советской сферы влияния в Восточной Европе и не допускать проникновения агентов Союза на территорию Великобритании. Возглавить этот отдел доверяют человеку, который уже четыре года отлично справляется со своими обязанностями разведчика. Этот человек — Гарольд Рассел Филби, и это — вершина его карьеры. В течение года он прекрасно справлялся со своими обязанностями — настолько хорошо, что был удостоен ордена за работу в «МИ-6». Одновременно, за ту же работу, он был награжден и орденом Ленина, о чем, конечно, в Англии не знали.
Работа Кима Филби закончилась только в 1963 году, уже после того как всего его университетские друзья-агенты были раскрыты и бежали в СССР, после того как несколько советских агентов-перебежчиков дали английским и американским спецслужбам информацию о том, что «на руководящем посту в «МИ-6» работает «крот». Филби казался непотопляемым — то сведения считали дезинформацией, то провокацией американцев... И тем не менее всему приходит конец, и поездка в Бейрут стала для Кима последней официальной командировкой. Оттуда на советском сухогрузе «товарища Филби» доставили в Одессу.
Но на этом история Филби не закончилась. Само собой, в КГБ не стали упускать такой шанс — получить человека, прекрасно знавшего страну «возможного противника», ее культуру, стереотипы поведения и психологию жителей. Ким Филби стал консультантом по вопросам Великобритании, а также преподавателем, обучавшим молодых разведчиков работе с англичанами.
Обычный его семинар строился таким образом, что Филби и его «практиканты» разыгрывали диалоги. В них Ким был то агентом спецслужб, пытающимся «вытянуть» информацию из «советского дипломата» в исполнении «практиканта», то, наоборот, Филби становился «работником правительства», который мог случайно проговориться о чем-то.
Кроме работы учителя и консультанта, Ким Филби известен и как писатель — его мемуары «Моя тайная война» были изданы в СССР в 1980 году, а после напечатаны и в других странах мира.
Через двадцать пять лет после побега из Бейрута, уже незадолго до смерти, Филби дал единственное интервью корреспонденту английской «Санди Таймс» Филиппу Найтли. «Я ни о чем не жалею, — сказал разведчик. — Мой дом здесь, и хотя здешняя жизнь имеет свои трудности, я не променяю этот дом ни на какой другой. Мне доставляет удовольствие резкая смена времен года и даже поиск дефицитных товаров».
Фальшивый «никель» и немцы в тылу врага
В июне 1953 года разносчик газет в Бруклине недоверчиво разглядывал лежащую в его ладони монету. Пятицентовик был с виду и на ощупь как настоящий, но чем-то отличался от остальных, которых парень уже повидал достаточно. В конце концов, как бы там ни было, деньги — это деньги, и терять заработанное не хотелось. Молодой человек прекратил изучать монету, лихо подбросил ее в воздух, попытался поймать... И «никель», проскользнув между его пальцами, упал на землю, расколовшись от удара на две части... Монета оказалась полой, выпиленной изнутри, а вдобавок из нее выпала какая-то мелочь, очень похожая на фотографию...
Разносчик газет, по всей видимости, видел что-то похожее в фильмах, потому что аккуратно собрал осколки «никеля» и фотографию и отнес в местное отделение полиции, откуда находка попала к агентам ФБР, в руках которых пропала на следующие четыре года. И тогда, в пятьдесят третьем, еще никто не знал, что этот пустой пятицентовик в конечном итоге превратится в историю, которую будут показывать в кино...
На самом деле цепочка событий, одним из звеньев которой стал злополучный «никель», началась много раньше — в 1903 году, когда в семье российских эмигрантов в Англии родился мальчик, которого назвали Вильямом.
Когда Вильям Фишер вернулся с родителями в СССР, молодого человека, который прекрасно говорил по-английски, знал французский и немецкий и в шестнадцать лет сдал вступительные экзамены в Лондонский университет, приняли на работу переводчиком в Отдел международной связи исполкома Коминтерна. Потом была недолгая учеба в Московском институте востоковедения и служба в армии. Наконец, в 1927 году, Фишер начинает заниматься тем, что станет его судьбой до самого конца жизни, — его приняли на работу в Иностранный отдел ОГПУ в качестве помощника уполномоченного. Почти десять лет он работал, устанавливая сеть радиосообщений, обеспечивая связь резидентуры в Англии, Франции, Дании и Норвегии с центром.
После начала Великой Отечественной войны Фишер, к тому времени уже уволенный в запас, вновь возвращается на работу в органах госбезопасности. И снова его используют как радиста.
В 1944 году четвертое управление НКВД-НКГБ начинает операцию «Березино», в которой Фишер принимает непосредственное участие. 18 августа немецкая разведка получила от своего агента в Москве донесение о том, что в белорусских лесах действует небольшая группа немецких войск под командованием подполковника Генриха Шерхорна. Два десятка солдат скрываются от советской армии, ведут партизанскую войну и делают все возможное, чтобы затруднить наступление войск СССР. Шерхорн, как настоящий солдат, не требовал для себя и своих людей ни транспорта, ни переброски к нему подкреплений. Все, что ему было нужно, — продукты, медикаменты, боеприпасы. С помощью всего этого он намеревался продолжать свою войну на благо Третьего рейха.
Репутация агента, сообщившего о группировке, была безупречна — он работал на Абвер еще с сорок второго, и оснований не доверять ему не было. Поэтому немецкое командование приняло решение оказать поддержку Шерхорну. На указанный им аэродром, который во время немецкой оккупации построили белорусские партизаны, сбрасывали снаряжение, медикаменты, продовольствие. Кроме этого, периодически к Шерхорну забрасывали радистов и диверсантов. Вторых — для «усиления» группировки, а первых — еще и для того, чтобы проверить ее подлинность. Почти все они — за редким исключением: некоторые при приземлении были тяжело ранены — исправно выходили на связь и условным сигналом сообщали, что все в порядке.
Действия группы Шерхорна были высоко оценены командованием, и в марте сорок пятого года Генрих получил звание полковника и награду — Рыцарский крест. Последняя радиограмма была получена им пятого мая 1945 года. В ней командование сообщало, что больше не может оказывать поддержку и Шерхорн остается предоставлен сам себе...
В чем здесь подвох? А в том, что Генрих Шерхорн и его солдаты действительно существовали и располагались в лесах Белоруссии именно там, где сообщил агент Абвера. Но и Шерхорн, и сам агент были перевербованы русской разведкой, о чем немцы даже и не подозревали. Когда сброшенные с парашютом радисты и диверсанты прибывали к месту назначения, их радушно встречали и... правильно: вербовали на свою сторону. И радисты выходили на связь со своим командованием, соблюдая все условности, сообщая кодированным сигналом, что «все нормально». Ну а те, кто не поддавался вербовке, — те «получали тяжелые ранения при приземлении».
Вильям Фишер, переодетый в мундир вермахта, лично встречал десантировавшихся немцев. И он же отвечал за организацию радиообмена с Берлином. Малейшая ошибка при радиопереговорах — и вся операция была бы сорвана. Но до самого конца немецкое командование было уверено в том, что «группа Шерхорна» существует. А тем временем в ходе операции «Березино» было обезврежено более двадцати германских разведчиков, изъято тринадцать радиостанций и 255 мест груза с вооружением, боеприпасами, продовольствием.
Спустя несколько лет после окончания войны Фишера отправляют в США, где необходимо почти с нуля восстанавливать агентурную сеть. После нескольких громких провалов в послевоенный период, когда казалось бы надежные, давно работавшие на разведку люди выдавали ФБР всю известную им информацию, часть агентов была потеряна, а остальные — «законсервированы», то есть никаких отношений с Центром не поддерживали.
Осенью 1948 года к причалу в Квебеке пришвартовался пароход «Скифия». Среди его пассажиров был Андрис Каютис, которому предстояло через два дня появиться в США в качестве «свободного художника» Эмиля Гольдфуса.
«Свободный художник» был очень одаренным человеком: отлично рисовал, великолепно ладил с техникой, имел патенты на изобретения, играл на нескольких инструментах... И, кроме того, очень любил путешествовать. За несколько лет он объездил все восточное побережье США, Калифорнию, Бразилию, Мексику и Аргентину. Все это воспринималось окружающими как достаточно необычное, но вполне объяснимое для такого незаурядного человека поведение. Право же, откуда другим знать, что там, где появлялся Гольдфус, создавалась крупнейшая агентурная сеть советской разведки на американском континенте? Да и того, что настоящее его имя — Вильям Фишер, тоже так никто и не узнал... Кроме руководства, конечно, которое уже через год наградило его орденом Красного Знамени.
Система, созданная Гольдфусом-Фишером, работала отменно. Благодаря ей СССР получил в свое распоряжение ядерную бомбу на шесть лет раньше, чем если бы проводил исследования только своими силами. А когда в начале пятидесятых годов в ФБР смогли дешифровать телеграммы советской разведки 1943-1945 годов и начались новые аресты среди разведчиков, Гольдфус совершил почти невозможное: передал в Москву мобилизационные планы развертывания американских сухопутных войск в Европе на случай «военной тревоги».
В пятьдесят пятом году Фишер ненадолго вернулся в Москву. Возвращение в США он считал нецелесообразным, но руководство решило иначе, и Гольдфус снова летит в Америку, говоря своему куратору: «Эта поездка может стать последней...»
...Тем временем уже два года как в ФБР пытаются разобрать шифровку, выпавшую из полой монеты. Для этого уже привлекают не только американскихх разведчиков, но и специалистов других стран.
Наконец, в мае 1957 года в американское посольство в Париже обратился Рейно Хейханен, подполковник КГБ, который был связным некоего «Марка» в Нью-Йорке. Когда Хейханену «предложили» вернуться в Москву, связной, которому обеспеченная жизнь на Западе очень уж понравилась, не захотел с ней расставаться и решил стать перебежчиком.
С его помощью не только расшифровали надпись на микрофотографии из пятицентовика — которую сам же Рейно и составлял, — беглый подполковник выложил американцам все, что знал... В том числе и адрес, по которому жил «Марк», он же Эмиль Гольдфус, он же Вильям Фишер.
При аресте Гольдфус не оказал сопротивления, только собрал на лист бумаги стружки с карандаша, который как раз затачивал, когда в дом ворвалась полиция, выбросил их в унитаз и спустил воду. То, что на листе были зашифрованы какие-то сведения, уже было не важно.
Американским властям Фишер представился Рудольфом Абелем. Имя было выбрано не случайно — так звали другого разведчика, с которым Вильям был дружен. Настоящий Абель скончался за полтора года до ареста Гольдфуса, и выбор именно этого имени был сигналом для Москвы: арестован именно Фишер.
Рудольф Абель был осужден американским судом на тридцать лет заключения. Достаточно скромно, если учесть, что обвинитель настаивал на электрическом стуле для шпиона. Но благодаря грамотным действиям адвоката и тому, что доказать факт передачи каких-либо значимых секретных сведений не удалось, присяжные ограничились тюрьмой.
Однако срок заключения закончился раньше. Через пять лет Фишера обменяли на американского летчика Фрэнсиса Пауэрса, которого сбили после того, как он на своем U-2 пересек границу.
Так закончилась длинная четырнадцатилетняя командировка Вильяма Фишера в США. И так, собственно, закончилась судьба Фишера-разведчика. После такого провала он уже не годился для активной работы за границей, хотя и оставался на работе в Москве.
«КГБ — это по мне!»
Вместе с Советским Союзом прекратил свое существование и Комитет государственной безопасности. С 1991 по 1993 год бывшее КГБ проделало весьма запутанную эволюцию: какие-то отдельные его функции передавались новосозданным организациям, какие-то организации переименовывались, а какие-то сливались воедино. Но созданная «в первой волне» разделения КГБ Центральная служба разведки СССР хоть и была чуть позже переименована в Службу внешней разведки, но свои функции, унаследованные от Первого главного управления КГБ СССР, сохранила. Ее задача — «обеспечение Президента Российской Федерации, Федерального Собрания и Правительства разведывательной информацией, необходимой им для принятия решений в политической, экономической, военно-стратегической, научно-технической и экологической областях».
Может казаться, что сейчас «древние» методы — вербовка, копирование и вывоз секретных документов — остались только в кино и на экранах телевизора. Ведь с появлением и распространением электронных носителей информации «в цене» должны быть мастера-хакеры и прочие специалисты по извлечению цифровых данных. И тем не менее человека «взломать» до сих пор гораздо проще, чем компьютер.
Гарольд Джеймс Николсон после службы в армии, где был капитаном военной разведки, продолжил работу уже в «гражданской» разведке, в Центральном разведывательном управлении США. Всего за десять лет он продвинулся по карьерной лестнице от простого рекрута до начальника отделения — а это действительно весьма успешная карьера!
Коллеги, давая характеристику Николсону, отмечали у него достаточно своеобразное чувство юмора — к примеру, из командировки в Таиланд Гарольд привез фотографию, на которой он был изображен в майке с надписью «КГБ — это по мне!». Это было в 1987 году и тогда, ни он, ни другие, скорее всего, не знали, что эту надпись Гарольду придется вспомнить всего через несколько лет.
С 1992 по 1994 год Николсон был начальником отделения ЦРУ в Малайзии, где по долгу службы ему приходилось общаться с российскими разведчиками. То, что эти встречи выходят за рамки официальных деловых отношений и больше склоняются в сторону личных деловых отношений, в ЦРУ заподозрили чуть позже. Во время обычной плановой проверки на полиграфе — «детекторе лжи» — ответ на вопрос «Вступали ли вы в неразрешенные контакты с зарубежными разведками?» специалисты признали ложным на 98 процентов. Через несколько месяцев, во время повторной проверки, Николсон не только давал лживые ответы, но и явно пытался манипулировать результатами исследования, что свидетельствовало отнюдь не в его пользу.
К тому времени, в 1995 году, Гарольд уже оставил заграничные поездки и работал в тренировочном лагере ЦРУ в Лэнгли, подготавливая будущих оперативных работников.
Естественно, после провала проверки на полиграфе Николсона взяли под наблюдение. В августе девяносто шестого года агенты ФБР располагали сведениями о денежных переводах Николсона, которые уже превышали его заработную плату. Кроме того, за ним были неоднократно замечены попытки проникнуть в те разделы базы данных ЦРУ, доступа к которым он не имел. А на жестком диске его ноутбука удалось восстановить фрагменты удаленных файлов, информация в которых касалась России и которые опять же не соответствовали его уровню допуска. И наконец, в ноябре 1996 года видеонаблюдение за его рабочим местом позволило агентам ФБР получить запись того, как Николсон переснимает документы с пометкой «совершенно секретно». Теперь доказательства были получены, и Гарольд Джеймс Николсон был арестован, чтобы предстать перед судом. На сегодняшний день это самый высокопоставленный работник ЦРУ, обвиненный в шпионаже в пользу другой страны.
Несмотря на то, что обвинение настаивало на пожизненном заключении и даже смертном приговоре, Николсон получил «всего» двадцать три года тюремного заключения. Для того чтобы «быть ближе к семье», свой срок ему предстояло отбывать в тюрьме Орегона.
Возможно, на решение присяжных повлиял тот факт, что Гарольд признал, что шпионил в пользу Российской Федерации, но делал это исключительно для того, чтобы получить деньги и обеспечить жизнь своим детям после развода с женой.
Но совсем недавно эта история получила продолжение. В феврале 2009 года был задержан сын Гарольда, Натаниэль Джеймс Николсон, которого обвиняют в том, что он работал «посредником» между своим отцом и российскими спецслужбами. Даже сидя за решеткой, бывший агент ЦРУ может быть полезным, особенно если он тренировал других агентов и знает, куда и под какими именами они были направлены...
«Невидимый фронт» на экране
бы похож.
Поиски игрового воплощения «бойцов невидимого фронта» чем-то похожи на детектив с ложными следами, неясными уликами и размытыми воспоминаниями о когда-то виденном.
Ключевые слова «игра» и «шпион» в первую очередь вызывают ассоциации с разнообразными отпрысками серий о Джеймсе Бонде и Сэме Фишере. Но то ли это, что нам нужно? Да, мистер Бонд по характеру чем-то похож на доктора Зорге... По крайней мере, агент 007 из книг и кино — точно похож: такой же красавец-мужчина, и не важно, что мотоцикл сменился мощным «Астон-Мартином».
Но игровой? Чем герой боевиков, щедро посыпающий гильзами поверхность земного шара, похож на разведчика, чья главная задача — добыть информацию? Да ничем на самом-то деле.
Вместе с Бондом пришлось «отправить в отставку» и других «суперагентов» — ту же Кейт из No One Lives Forever или героя Return to Castle Wolfenstein. Слишком большая любовь к эффектным появлениям и стрельбе. Не подходите, ребята.
С Splinter Cell пришлось сложнее. Мистер Фишер — скрытный тип, который не любит выходить из тени без особой на то надобности. Действительно, это поведение, достойное звания «настоящего шпиона». Но простите, а почему он сам по себе? Где агентурная сеть, где радист? Разведка все-таки не занятие для одиночки — любой резидент общается с некоторым количеством людей, потому что сам он везде не успеет и всюду не заглянет. А ведь еще нужно как-то соблюдать секретность...
В конце концов и этот след пришлось признать ложным. Мы подошли очень-очень близко, но все же...
Стоп! А ведь есть еще и стратегии! Хотя в беспокойном жанре RTS проводить разведку поручают обычно тому, кого не жалко, — все равно ведь уничтожат... Зато в глобальных стратегиях шпионы порой могут очень много. В Civilization их функции ограничены кражей технологий и саботажем вражеской промышленности, а вот в Alpha Centauri внедрение шпиона во фракцию противника позволяло получить полные детальные сведения о том, чем они там занимаются, что строят и производят, над чем работают их ученые и какие настроения витают среди «рабочего класса» — а не получится ли устроить маленький бунт? В Europa Universalis шпионы — хорошее подспорье для не слишком разборчивого в средствах правителя. Подстрекнуть кого нужно к бунту, скомпрометировать нужного правителя в глазах всего мира, сфабриковать документы так, чтобы предъявить претензии на кусок земли чьей-либо страны, — это неполный перечень их возможностей. В игре Hearts of Iron 2 бойцы невидимого фронта могут в сжатые сроки и государственный переворот организовать где скажут: можно в США, а можно и в Сомали. Хватило бы денег.
Но это тоже еще не совсем то. Существуют игры, которые более или менее реалистично моделируют работу разведчика. Вернее, контрразведчика, но это не столь важно. По крайней мере, они ближе к правде, чем очередная серия «бондианы».
Первая из них вышла в конце восьмидесятых годов прошлого века. Это 4th Protocol, игра, основой для которой послужил одноименный роман Фредерика Форсайта. Собственно, основная часть игрового процесса — будни кабинетного работника британской «МИ-5», расследующего дело о случайно обнаруженных секретных документах. Герой игры не бегает по Лондону с пистолетом — для этого под его командованием состоят «наблюдатели», которые готовы присматривать за кем скажут и периодически рапортовать о действиях объекта наблюдения. Так что главным оружием в этой игре на первых порах оказывается телефон. Сначала выяснить, кто имел доступ к документам, потом дать указания «наблюдателям», потом получить от них данные о том, с кем встречался их наблюдаемый...
Вторая из действительно «шпионских» игр уже более новая — вышла в 1996 году. Сюжет Spycraft: The Great Game построен вокруг планирующегося покушения на президента США и действий, которые ЦРУ предпринимает, чтобы спасти его. Игроку предоставляют роль агента ЦРУ, которому придется воспользоваться всем техническим арсеналом службы, проявить способности детектива и, так и быть, немного пострелять, чтобы спасти не только главу своего государства, но и весь мир от новой холодной войны. Игра претендует на реалистичность и имеет все права гордиться тем, что при ее разработке консультантами были приглашены бывший директор ЦРУ Вильям Колби и генерал-майор КГБ в отставке Олег Калугин.
Vova
