На двадцать восьмой день месяца десия, в первый год 114-й олимпиады, когда Гегесий был архонтом в Афинах (по нашему же счету 10 июня 323 г. до н.э.), в Вавилоне, древнем городе бога Мардука, ставшем столицей его мировой империи, умер от воспаления легких царь Александр, сын Филиппа (или, как он предпочитал называть себя к концу жизни, сын Зевса-Аммона). Ему не было еще и 33 лет, а на македонском троне он провел всего только тринадцать лет. Всего-навсего одиннадцать лет миновало с тех пор, как он пересек Геллеспонт (современные Дарданеллы) и вторгся в Персидское царство. Умирая, он оставлял после себя крупнейшую империю из виденных до тех пор человечеством, простиравшуюся от Инда до Адриатики, от Дуная до нильских порогов. Не зря Юлий Цезарь (сам завоеватель не из последних) переживал, что безнадежно отстал от Александра. Как же Александр добился таких успехов? И сколь велик был его личный вклад в достижения его царствования? Заслужил ли он звание Великого, устоявшееся за ним в веках?

Вопрос может показаться странным. По кому же нам и измерять величие государственного деятеля, как не по Александру? Веками потомки неизменно добавляли звание «Великий» к его имени, честь, доставшаяся немногим правителям кроме него — персидскому царю Киру, римскому императору Константину, франкскому императору Карлу, да еще, пожалуй, нашему Петру. Уже за английским королем Альфредом и «королем-солнце» Людовиком XIV прозвище как-то не устоялось. Однако со времен Льва Толстого и Карла Маркса люди стали все больше задумываться о том, в какой степени достижения великих людей прошлого — их собственная заслуга, а в какой — естественный плод обстоятельств. К тому же, уже древние были в состоянии усомниться в том, что в военных победах заключается подлинное величие. К примеру, римский энциклопедист Плиний Старший повторяет из отчетов Юлия Цезаря сенату невероятные цифры убитых галлов, но замечает, что хвастаться тут нечем, — уж скорее это преступление против человечества. Может быть, не зря среди самых страстных поклонников Александра в новейшее время было столько идеологов прусского милитаризма или даже попросту нацизма? Положим, Александр был блистательным военачальником, но был ли он велик как государственный деятель?

Ведь, в конце-то концов, за его смертью последовали десятилетия кровопролитнейших войн между его сподвижниками, царство Александра навсегда распалось, династия Аргеадов пресеклась на его сыне, так и не достигшем совершеннолетия, а Македония никогда уже не играла такой важной роли, как при Александре и его отце. Да и в повествованиях о жизни Александра среди восторженных рассказов о его доблести, великодушии, воздержанности и щедрости проскальзывают и более мрачные нотки. Тот же самый царь, который сохранил семью своего противника, персидского царя Дария, в чести и неприкосновенности, продал в рабство жителей Фив, убил на пиру своего друга и спасителя своей жизни Черного Клита, предал резне племя касситов, устраивая тризну по другому своему другу, Гефестиону. Безумное желание преодолеть гедросскую пустыню по пути обратно из Индии стоило его армии больше жизней, чем любое сражение. Даже в рассказах о научном любопытстве Александра временами есть что-то жутковатое: биограф Плутарх рассказывает, как, чтобы испытать свойства нефти, Александр и его спутники облили нефтью мальчика-слугу и подожгли. Жизнь бедняги с трудом удалось спасти.

Попробуем же немного разобраться.

Завоеватель мира

Начнем с чего попроще: был ли Александр великим полководцем? А если был, то что же это, собственно говоря, значит — «великий полководец»?

Аргументов в пользу того, что Александр всего лишь оказался в нужное время в нужном месте, собственно, два. Во-первых, непобедимую армию, с которой он двинулся на Персию, создал не сам Александр, а его отец, Филипп. Именно Филипп внедрил тактические приемы, с таким успехом применявшиеся Александром.

Филипп сумел не только создать мощную кавалерию (от отсутствия которой когда-то страдали греки, сильно уступавшие по этому параметру персам, в сухопутных сражениях греко-персидских войн), но и наладить ее взаимодействие с пехотой. Этим македонская кавалерия отличалась от персидской, неспособной ни толком маневрировать, ни взаимодействовать с греческими наемниками, бившимися в пешем строю.

Фаланга, развернутый строй тяжелой пехоты, составлявшая костяк армии, тоже была реорганизована. Македонские пехотинцы получили копья гораздо длиннее применявшихся греками до тех пор, что позволило задним рядам принимать непосредственное участие в сражении. Более легко вооруженная пехота, гипасписты, обеспечивала соединение между кавалерией и фалангой, шла впереди на быстрых переходах, обеспечивала перевес на решающем участке боя, и вообще действовала везде, где невозможно было развернуть фалангу. Именно гипаспистов будет бросать Александр на штурм крепостей и горных перевалов.

Нетрудно понять, какой выучки все это требовало. Представьте только, сколько приходилось тренироваться македонским пехотинцам, чтобы своими пятиметровыми копьями не сшибать впереди стоящих при малейшей сумятице — а ведь в решающем сражении при Гавгамелах фаланга сумела организованно расступиться и пропустить персидские серпоносные колесницы. Ополчения греческих городов (кроме спартанцев, всю жизнь посвящавших войне) такой выучки не имели, и иметь не могли, а ведь македонская армия была гораздо многочисленнее их.

Филипп оставил сыну профессиональную армию численность около 40 тысяч человек, а соединенное ополчение греков в решающей битве с персами при Платеях полутора веками ранее не доходило до этой цифры. Не стоит недооценивать и тот вклад, который внесли в победы Александра опытные отцовские полководцы. Некоторых из них (например, Пармениона, завоевавшего в Азии плацдарм, на котором высадился царь) Александр впоследствии казнил, но некоторые служили ему до конца, а потом приняли участие в дележе его империи.

Внимание — миф: Каждый раз, когда выходит в свет новая биография Александра, интернет-форумы заполняются людьми, уличающими автора в том, что он платный агент греческого правительства — только этим-де можно объяснить утверждение, что родным языком македонского царя был греческий. Проходит совсем немного времени, и во Всемирной Сети появляются ответы греков — разумеется, Александр был греком и никем, кроме грека, и быть не мог. И те, и другие неправы. Македонцы времен Александра были этнически не сильно ближе к грекам, чем корсиканцы времен Наполеона к французам, но династия Аргеадов всегда претендовала на греческое происхождение (от Геракла). «Македонский язык», безусловно, был диалектом греческого, а будущего царя, как мы увидим, обучали именно литературному греческому. Уже за полстолетия до рождения Александра великий трагик Еврипид написал специально для македонского двора своих «Вакханок». Причины спора о родном языке Александра лежат в политических разногласиях наших дней: греки не хотят признавать название «Македония» (за которым им мерещатся территориальные претензии) за бывшей югославской республикой, а македонцы, в свою очередь, не хотят признавать, что у древнего Македонского царства, к которому они возводят свою историю, могло быть что-то общее с греками.

Во-вторых, не только македонское войско было сильно, но и персидское войско слабо. Греки поняли это еще за два поколения до Александра. В 401 г. до н.э. персидский царевич Кир решил свергнуть с престола своего старшего брата Артаксеркса. Для этой цели он нанял десять тысяч греческих наемников, с которыми дошел почти до самого Вавилона и разбил бы своего брата в сражении, если бы сам не был убит. Персидские сторонники Кира переметнулись к царю, но несмотря на это наемники смогли пройти враждебную Персию насквозь и выйти к морю, как о том в подробностях рассказывается в воспоминаниях вождя обратного похода, афинянина Ксенофонта. С тех пор греки не оставляли мысли о вторжении вглубь Персии и отмщении за персидское нашествие.

Характерно, что персидское войско рассыпалось после всего трех больших сражений. Сначала Александр победил малоазиатских сатрапов в битве при Гранике, потом дважды сразился с самим Великим Царем — при Иссе и при Гавгамелах, и на этом великая Персидская держава прекратила свое существование. Немало этому способствовало и то, что последний персидский царь был, похоже, трусоват, и из обоих сражений бежал еще до того, как дело было проиграно. Конечно, цифры персидского войска приводимые нашими источниками звучат устрашающе, но не стоит принимать их слишком уж всерьез — все без исключения древние и средневековые историки несообразно преувеличивают численность вражеских армий. Персидское войско состояло (кроме наемников) в первую очередь из аристократического конного ополчения, которое никогда не бывает особенно многочисленным. Серьезного перевеса над Александром у персов ни разу не было.

Если задуматься, однако, ни один из этих аргументов не может опровергнуть полководческого гения Александра. Армию Ганнибала готовил его отец, армию Наполеона — генералы Французской революции, а Нельсон не создавал английского флота и сражался против французов, не самой славной мореходной нации на свете. Очутиться в нужное время в нужном месте — это большая удача, но нужно ведь еще и оказаться на высоте задачи. Полководческое дарование Александра особенно заметно не в самых крупных его сражениях, а в трех редко отмечаемых достижениях, которыми он явно превзошел и своего отца и всех прочих полководцев древности.

Для начала, Александр умел брать самые неприступные крепости. Вообще древним это дело давалось плохо. Ганнибал со всей своей армией просидел над осадой ничтожной крепости Казилин с гарнизоном в несколько сот человек целую зиму, а спартанцам потребовалось полтора года, чтобы принудить к сдаче 500 защитников Платей. Александр же умудрялся брать штурмом крепости на перевалах Гиндукуша в середине зимы, и даже сумел захватить, построив дамбу, находившийся на острове финикийский город Тир, многие века остававшийся неприступным для всех восточных царей.

Это интересно: По-видимому, именно осадой Тира вдохновлялся американский писатель Роберт Джордан, когда назвал самую неприступную крепость к мире своей фэнтези-эпопеи «Колесо Времен» Тирской Твердыней. Впрочем, по-английски название столицы Возрожденного Дракона пишется не совсем так, как название финикийского города: The Stone of Tear (а не Tyre).

Затем, Александр как-то сумел управиться с коммуникациями такой протяженности, какую греки до тех пор и представить-то себе не могли, и при том практически все время сохранять стратегическую инициативу. Давно ли прошли те времена, когда спартанский царь отказался идти в поход на персов, потому что категорически не хотел удаляться на целый месяц пути от моря? И наконец, Александру, как никому другому, довелось столкнуться с самыми разными стилями ведения войны, в том числе и с такими, которых он никак не мог предвидеть. Если о кочевниках Средней Азии он мог иметь хоть какое-то представление по европейским скифам, то что он мог знать об индийской тактике боя на слонах? Но и в битвах с индийцами его войско одерживало победы.

Внимание — миф: Одного Александр совершенно точно не делал — не состоял в переписке с русскими князьями из «древнего города Словенска», как это приписывает ему печально известный учебник для средней школы «История России до петровских времен» А.П. Богданова. Ни города Словенска, ни русских князей во времена Александра не существовало. Но к северу от Дуная Александр действительно воевал, стараясь обеспечить безопасность северных границ перед походом в Азию, и даже получил гордый ответ от местных племен: когда он спросил посольство кельтов, чего они боятся больше всего на свете (надеясь услышать в ответ — «тебя, царь Александр»), послы ответили, что боятся только, как бы небо не упало на землю, предвосхитив известные слова Мао Цзэ-дуна об атомной бомбе.

Объединитель человечества?

Гораздо сложнее обстоит дело с Александром как строителем новой цивилизации. Конечно, с его походов началась новая историческая эпоха (для которой немецкий историк XIX в. Дройзен придумал название эллинистической). Греческая цивилизация, до тех пор ограниченная побережьями Средиземного и Черного морей, распространилась вглубь Азии, до самого Инда. Но сколь велик был вклад в это самого Александра? Ведь он вскоре умер, а созданное им государство оказалось непрочным. Излюбленный мысленный эксперимент любителей альтернативной истории — пытаться представить, как пошла бы мировая история, если бы Александр, к примеру, погиб при Гранике в 334 г. до н.э., или не умер в Вавилоне десятилетием позже. Однако достаточно ли хорошо мы знаем цели Александра для таких гипотез?

Долгое время пользовалась успехом гипотеза об Александре — мечтателе о единстве человечества. Так его понимал уже Плутарх. Сторонники этой гипотезы приписывали царю три идеи: во-первых, веру, что Зевс — отец всего человечества, а следовательно — все люди братья. Во-вторых, стремление к единству всего человечества. И в-третьих, что все народы в его мировой империи, а не только греки с македонцами. должны быть равноправными участниками в верховной власти.

Если бы все это было правдой, Александр бы намного опередил свое время и предвосхитил христианское учение «нет ни эллина, ни иудея». К сожалению, серьезных доказательств у этой гипотезы нет. Александр под конец жизни заставил греков признать себя сыном Зевса-Аммона (хотя в минуту откровенности и признавал, что в жилах у него течет кровь, а не «влага, какая струится у жителей неба счастливых!»), но это должно было отличать его от других людей, а не приближать к ним. Кроме греков, македонцев и оставленных на своих постах персов никакие другие народы не были и близко допущены к государственному управлению, а жестокость расправы с некоторыми покоренными племенами заставляет порядком усомниться в идеях братства людей и всеобщего мира.

Не стоит и преувеличивать философские склонности Александра: конечно, наставником царя был сам Аристотель, но Аристотель-то в единство человечества не верил и считал варваров рабами по природе, да и вообще не факт, что он много учил царя философии. Большее влияние на воображение Александра, судя по всему, оказало чтение поэм Гомера (экземпляр «Илиады», переписанный для него Аристотелем, он всегда держал под подушкой). Себя царь воображал новым Ахиллом, а его ближайшие спутники тоже получили роли из Гомера — Гефестион был новым Патроклом, а дядька Александра Леонид — Фениксом. Ко всему прочему, отношения с Аристотелем скоро испортились. Александр велел забить камнями за вольные речи Каллисфена, племянника великого философа, служившего придворным историографом, а позднейшая легенда даже утверждала, что в отместку Аристотель послал Александру смертельный яд — воду адской реки Стикс в сосуде из ослиного копыта (эта вода якобы разъедала любой другой материал).

И все же, хотя Александра можно уличить и в жестокости и в деспотизме, а многие из его походов, весьма вероятно, вдохновлялись прежде всего идеей стать величайшим греческим героем, превзойдя и Ахилла, и Геракла, и покорившего Индию Диониса, было в нем и нечто большее. Уже то, что Александр допустил к государственному управлению персов и заимствовал некоторые персидские обычаи (хотя большей частью и такие, которые подчеркивали его личную власть) шло настолько вразрез со всей греческой мыслью его времени, что его ближайшие преемники не решились за ним последовать.

Внимание — миф: Уже авторы времен Римской империи считали, что т.н. проскинезис, ритуал приветствия царя, заимствованный Александром у персов и вызвавший негодование многих его спутников, требовал простираться перед царем ниц. На самом деле, как показывают персидские рельефы, простираться ниц требовалось только от простонародья (к которому по определению не относились греко-македонские воины Александра). Сам же приветственный жест состоял всего лишь в том, чтобы поцеловать кончики пальцев правой руки и простереть ее к царю. Люди благородного происхождения совершали этот жест даже не делая поклона. Проблема была в том, что для греков такой жест был приемлем только в отношении богов. Позднейшие же описания были продиктованы расхожими представлениями о раболепстве восточных народов.

Конечно, отчасти его шаг был вынужденным — ему просто некем было заменить персов, но на том, чтобы оставить персов на службе Александр не остановился. Он не только сам женился на знатной персиянке Роксане, но и заставил под конец царствования (опять деспотизм) тысячи своих воинов жениться на персиянках на специально организованном пиршестве в месопотамском городе Опис. Виден в его действиях и практический гений — чего стоят многочисленные Александрии, основанные им в удачных местах по всей империи, и прежде всего величайшая из них, Александрия Египетская.

Но знать, что возобладало бы в Александре, не умри он молодым — стремление к невиданным подвигам и своеволие, вера с собственную божественность, деспотичная жестокость, или задатки строителя великой империи, мы, увы, не можем. Можно только сказать, что в нынешнем виде его история имеет замечательно завершенный вид. Как и его герой, Ахилл, он умер на вершине славы.

Александр в воображении потомков

Александр остался любимым героем народов и Запада и Востока и тогда, когда память о реальных событиях начала постепенно утрачиваться. В основе популярных средневековых версий как в христианском, так и в исламском мире лежал «Роман об Александре», приписывавшийся Каллисфену и полный самых удивительных приключений. Западная Европа зачитывалась латинским переводам, к русским хронографам XVI в. прилагался славянский, а в Средней Азии Искандер Зулькарнайн (Двурогий) стал одним из самых любимых героев. Низами посвятил ему отдельную поэму, Фирдоуси — немалую часть «Шах-намэ». Ну а среди простого народа была популярна сказка «Рогатый Искандер», о том, как царь казнил цирюльников, чтобы скрыть свои рога, но в конце-концов пощадил одного под клятвой молчать, а тот не выдержал и проболтался камышу (как его коллега многими веками ранее об ослиных ушах царя Мидаса).

Это интересно: Двурогим Александра прозвали потому, что на монетах с его изображением под волосами просматриваются бараньи рога — символ происхождения от Зевса-Аммона. За Александром последовали другие цари, а Микельанджело даже украсил рогами свою знаменитую статую Моисея в римской церкви Сан-Пьетро-ин-Винколи.

Продолжают писать об Александре и в наше время, обычно разбавляя войну любовной историей. На Западе больше всего знаменита трилогия Мэри Рено, в центре которой находится вполне историческое, хотя и едва ли столь уж важное, увлечение Александра персидским евнухом Багоем («Персидским мальчиком» заглавия второго тома трилогии). У нас в стране хорошо известен роман И.А. Ефремова «Таис Афинская», в котором походы Александра служат историческим фоном для приключений афинской гетеры, сопровождавшей Александра в походе и, по сообщениям древних авторов, поднесшей первый факел к дворцу персидских царей в Персеполе.

Внимание — миф: Трудно выбрать, с чего начать разбор исторических заблуждений с неподражаемым апломбом преподнесенным в романе Ефремова и предисловии к нему под видом критики «буржуазных ученых». Спартанцы, самые сухопутные из всех греков, представлены потомственными мореходами, чьи суда наводили ужас на пиратов. Жители острова Крит, без малейших на то оснований, возведены к дравидийским народам древней Индии. Великий Аристотель, по капризу фантазии автора, выведен бессердечным брюзгой, натравливающим «злобных философов» на беззащитных девушек. Рассуждения Ефремова о том, как правильно переводить греческие географические названия, выдают крайне слабое знакомство с греческим языком — он даже не удосужился проверить, как же именно пишутся те названия, которые он обсуждает. Но главное, что не стоит принимать за исторический факт — это центральная для романа идея о сохранении в Греции времен Александра древних общемировых культов времен матриархата. Тут мы имеем дело не с собственным вымыслом Ефремова — он воспользовался популярными в XIX веке идеями, которым отдали дань многие писатели, начиная с Роберта Грейвза. Однако чем больше мы узнаем о греческой религии, тем более понятно, что как бы там ни обстояло дело с матриархатом в Бронзовом веке, сколько-нибудь значимых его следов в классическую эпоху греческой истории уже не осталось.

Казалось бы, походы Александра прямо созданы для экранизации, но в действительности есть всего два заслуживающих внимания полнометражных фильма о македонском царе. В 1956 на экраны вышел фильм Роберта Россена с Ричардом Бертоном в главной роли, а в 2004 Оливер Стоун, известный режиссер фильмов об американских президентах, выпустил свою версию, в которой главную роль играет Колин Фаррел. Оба режиссера (особенно Стоун) попытались совместить зрелищные сражения с серьезным размышлением о том, как же Александр дошел до жизни такой, у обоих получилось не идеально. Остается надеяться, что новая попытка будет сделана меньше, чем через пятьдесят лет.

Это интересно: Историческим консультантом стоуновского фильма выступал оксфордский ученый Робин Лэйн Фокс, автор замечательной биографии Александра, произведшей на Стоуна сильное впечатление, а равно большой специалист по садоводству, лисьей охоте и верховой езде. Они встретились за ланчем в Лондоне по инициативе Стоуна и Лэйн Фокс сразу загорелся. «Сколько же Вы хотите за консультации? У нас совсем неплохой бюджет», спросил Стоун. «Нет, денег мне не нужно», был ответ. «Но у меня есть два условия: я хочу скакать во всех кавалерийских атаках рядом с Александром в первых рядах, и попасть в титры». Стоун принялся возражать: мол, в сценах конных боев будут сниматься только профессиональные кавалеристы. «Но я-то уже сорок пять лет как верхом охочусь на лис», отпарировал ученый. На это возразить было уже нечего, и Лэйн Фокс отправился в Марокко и Таиланд сниматься в роли македонского ветерана.

Александр в играх

Дебют Александра на наших мониторах состоялся, по-видимому, когда Сид Мейер сделал его лидером греческой нации в самой первой «Цивилизации». C тех пор он в этой игровой серии не покидал греческий народ; и только в дополнении к Civilization IV появилась возможность вручить греков еще и Периклу. Если вдуматься, это гигантский комплимент; уж греческих-то правителей мы знаем немало, а тут единственный лидер — и тот македонянин.

Что интересно, хотя Александр — лидер явно воинственный (а в четвертой «Цивилизации» это было явно подчеркнуто параметром Aggressive), он тем не менее был в чести в основном не у любителей быстрых военных побед, а у стратегов, ориентированных на мирное развитие и прогресс.

С Мейера взяли пример и другие авторы «исторических» стратегий: Age of Empires, Rise of Nations...

Игры, более ориентированные на тактику — Total War, Empire Earth — взяли в качестве основы для части сюжета александровы походы. Тут он выступает в первую очередь как полководец. Ну и, конечно, как угроза: а вы сумеете противостоять великому завоевателю?

«Эпоха завоеваний: Александр Великий». Квадратики под бойцами — не баг, это потому, что в оригинале игра называется «Оловянные солдатики: Александр Великий».

Главным героем он стал в стратегии «Александр»: этот проект студия GSC сделала на волне кинофильма Оливера Стоуна, но по сути своей он был конверсией их же «Казаков» и кое-где получил партийную кличку «Как казаки Александру помогали». В название он угодил и еще в одной украинской игре (третьесортном ролевом боевичке «Александр: Эпоха героев»), но за что удостоился этой сомнительной чести, понятно не вполне.

В 1990-х Александр от души повоевал на шестиугольных сотах тактических игр а ля Panzer General. Последнее (и, пожалуй, довольно удачное) его выступление в этом жанре состоялось в 2004 году, в «Эпохе завоеваний: Александр Великий» (из серии Tin Soldiers). Игра была сделана не без фантазии; увы, ее сильно подкосила аскетическая графика, а в России еще и локализация системы «я и мой талантливый Стилус».

А вот в настольных играх Александру досталась почти такая же блистательная роль, как в истории! Потому что первая тактическая игра о нем — «Александр Великий» — вышла в 1971 году под авторством, ни много ни мало, Гари Гигакса, и фактически стала одним из прародителей будущей вовсе даже не тактической, а настольно-ролевой системы — Dungeons & Dragons.