Июньские зори, июльские полдни, августовские вечера — все прошло, кончилось, ушло навсегда и осталось только в памяти. Теперь впереди долгая осень, белая зима, прохладная зеленеющая весна, и за это время нужно обдумать минувшее лето и подвести итог. А если он что-нибудь забудет — что ж, в погребе стоит вино из одуванчиков, на каждой бутылке выведено число, и в них — все дни лета, все до единого.
Рэй Брэдбери, «Вино из одуванчиков»
Под темными сводами Стальгорна брела по улицам гномьих чертогов команда из пяти юных охотников. Из палат Магии — в сияющую потоками расплава Великую Кузню. Из-под огненных ковшей — в тихие покои залов Исследователей, пропахшие книгами и окаменелостями. А оттуда — к громыхающим шестеренкам Города Механиков.
— Прогресс не стоит на месте, — сказал один из охотников, и вся команда Баллистиков недоуменно посмотрела на него. — В Стальгорне, куда ни глянь, сплошь машины. На озере Ледяных Оков и в Ульдуаре не прекращаются танковые бои. В Палатах Войны полно боевых приспособлений! А что есть у нас? Белые ружья? Даже мотоциклов нет.
— Зато у нас есть машина времени, — проговорил второй слева охотник, нагоняя предводителя. — Самая настоящая и прямо здесь, в Стальгорне.
— Да ну, ерунда! — отмахнулся тот. — Хочешь сказать, мы сможем с ее помощью попасть в прошлое или будущее?
— В будущее, конечно, нет, но в прошлое — легко. Она тут, совсем рядом. Прибавим ходу!
Охотники вбежали под своды Палат Войны. Разложенные в самой середке угли пылали жаром, но изнывающие от духоты обитатели города тем не менее настойчиво бомбили всевозможными заклинаниями потрепанные манекены с изорванными красными флагами Орды.
— Вот и приехали! — объявил второй слева охотник. — Нам сюда, в таверну.
— «Закоулок Брукка»? — с сомнением в голосе спросил предводитель, всматриваясь в приземистое здание. — Но в этой таверне обитает лишь старый капрал Торвар. Он, конечно, инженер, и в карманах у него полно всяких забавных штучек, но, если бы он что-то такое изобрел, мы бы сразу про это узнали!
Охотники, толкаясь, вошли под своды таверны и помахали рукой хозяину, Брукку Ячменобороду. Однако предводитель остался стоять снаружи.
— Хочешь тут стоять, оставайся здесь, — сказал ему второй слева охотник. — Клянусь своей белой гориллой, раз ты такой упрямый, другого ты и не заслуживаешь. И капрал Торвар не изобретал машину времени, но она у него есть, и прямо тут. Это раньше мы ее не замечали. А теперь мы про нее знаем.
По вырубленной в породе лестнице охотники начали подниматься на второй этаж. Слегка поразмыслив, предводитель команды пожал плечами и отправился следом за ними по нескрипящим каменным ступенькам.
С лестничного пролета охотники с любопытством выглядывали в комнату, где царил красноватый сумрак, словно в огненной пещере. Его разгонял лишь слабый свет из окна, да еще три свечи в канделябре на столе горели, освещая угол комнаты и стол с посудой.
— Капрал Торвар!
Ответа не было.
— Он в последнее время рассеянный очень, — прошептал один из охотников. — Капрал!
И вновь тишина, лишь откуда-то из стен доносится отдаленный глухой гул — извечные звуки никогда не смолкающего Стальгорна. Потом раздался скрип, и свечи выхватили из мрака квадратный силуэт приземистого гнома, сидящего на крепко сбитом стуле, сложив руки на коленях. Паладин и стул, на котором он сидел, были похожи друг на друга — низкие и прочные, старые и надежные.
А еще в комнате был грубый каменный пол, голые холодные стены и тишь.
— Он вроде как отсутствует, — прошептал предводитель охотников.
— Нет, — ответил ему Второй торжественно. — Он просто размышляет, в каком бы времени ему еще побывать. Капрал!
Скрипнул стул, тихо лязгнули доспехи, паладин вздрогнул и зашевелился. Огладил бороду, вгляделся из-под шлема в гостей и улыбнулся.
— Баллистики?
— Да, мы все сюда пришли, чтобы вы...
— Пострелята, — пробормотал паладин. — Хорошо, что вы здесь. Присаживайтесь, не стесняйтесь.
Охотники, погромыхивая посохами и ружьями, расселись на стульях, столах и пивных бочках.
— Ну и? — спросил предводитель, но его тут же кто-то тихо пнул, и он примолк.
— Что-что? — не сообразил капрал.
— Он хотел сказать, — быстро пояснил второй слева охотник, — что собирался попросить вас о чем-нибудь рассказать.
— О, тут вам надо бы поаккуратнее, — засмеялся паладин, тряся бородой. — Мы, старые паладины, только и ждем, чтобы за кого-нибудь зацепиться языком и начать трещать, словно поварской костерок или праздничные летние хлопушки.
— Набег зомби, — вдруг сказал, будто ни к селу ни к городу, Второй.
— Э? — переспросил Торвар.
— Ящики с Чумой, — уточнил Второй. — Штормград.
— Ящики, ящики... — Капрал нахмурил брови и снова огладил задумчиво бороду. — Да, точно! Пиршество мертвецов!
— Да, сэр, именно оно.
— Подождите секунду, припомню... — Торвар начал неразборчиво бормотать, и мысли его уносились в даль, словно чайки над тихим озером. — Сейчас припомню...
Охотники притихли.
Капрал вздохнул, помедлил еще пару секунд и заговорил:
— Последний день эпохи Пылающего похода, осень, тихий прохладный вечер, Торговый квартал Штормграда... Да, там все и происходило, хотя, конечно, во всем мире хватало бардака. На улицах стоит туман, во мгле белеют стены и башни. Солнца не видно уже четвертый день. За воротами города низко висит некрополис, и с юга на город прут орды живых мертвецов. Упыри. Размахивая руками, они бегут по мосту толпами, одинаковые, бледные, с распахнутыми пастями и покрытыми кровью когтями. Они громко переговариваются друг с другом: «Бра-а-а!» В переулках рыскают зараженные крысы. И повсюду — желтые клубы ядовитого дыма.
Капрал Торвар вздохнул и замолк.
Предводитель команды смотрел на него как загипнотизированный. Затихли и другие охотники.
Паладин закрыл глаза и вновь заговорил, но теперь он словно был выкован из куска мрака — неподвижный, как окаменевший. Шевелились лишь губы.
— «Они снова идут!» — кричат люди внутри городских ворот. Взрыв! Кто-то из упырей разорвал себя в клочья, разнося по городу заразу. Стражники один за другим падают и вновь встают и присоединяются к пиршеству. Их когти и пасти залиты кровью! Шум адский, кругом паника, все бегут к площади. Какой-то паладин стоит и с безумием одержимого лечит, лечит, лечит чумных больных, но на него самого набрасываются уже обращенные мертвецы, и он скрывается в куче упырей, чтобы стать одним из них. Кто-то говорит: «Он мертв». Так и есть. Мертв. Это было ужасно. Повсюду тела и кости. Никогда этого не забыть. Лагеря лекарей у аукциона уже нет, его снесли зомби. Из здания аукциона выскакивают торговцы и в панике несутся к таверне «Позолоченная роза», к последнему убежищу. Только там остались лекари. Город во власти зомби... Последний день Пылающего похода... Штормград... Торговый квартал... Ужас... Ужас...
Капрал Торвар снова вздохнул и медленно открыл глаза.
— Во имя света, капрал, — сказал Второй. — Вы так рассказали! Мы словно сами там были. А теперь неплохо было бы еще про Ан’Кираж.
— Ан’Кираж?
— Да, вы тогда еще были на краю пустыни, недалеко от Вэйлор Рест.
— Ан’Кираж... — Паладин пробовал слово на вкус и будто нащупывал дорогу в темноте. — Один точка девять. Да, мы со священницей стоим на холме в самом сердце пустыни. «Тихо! — шепчет мне она. — Смотри и слушай». Под оранжевым небом стоят обелиски, которым Свет знает сколько лет. Силитус — словно огромная сцена, на которой готовится представление. Скоро грянет гром. И бурая зловещая стена Скарабея протянулась с севера на юг сколько хватает глаз. Низкая коричнево-бурая каменная стена, а за ней — армия кираджи в полной боевой готовности. А к вратам через всю пустыню идут, едут, скачут эльфы, орки, тролли, гномы — словно весь мир собирается в одном месте, чтобы стать свидетелем представления. По черной наполовину занесенной песком лестнице они поднимаются один за другим к шестиугольным вратам, намертво запечатанным корнями. И конца-края не видно этой толпе. А потом кто-то ударяет в гонг, и корни уползают, открывая проход в Ан’Кираж. Яркая вспышка на всю пустыню! Земля дрожит, сотрясаются монументы под рыжими небесами. Я стою на бархане и кричу: «Во имя Света!» И мы увидели там, за шестиугольной дверью, какое-то движение... «Это они!» — кричит священница. Когда с двери Ан’Киража словно ветром сдуло вековечную преграду, упала завеса — и тут, клянусь Светом, я увидел их своими собственными глазами! Это было великое и ужасное воинство Ктуна — кираджи и анубисаты.
Паладин замолчал. Когда пауза стала невыносимо затягиваться, он снова заговорил:
— Головы — как будто острые морды исполинских собак, туловища — как паровые танки. Словно все двери в преисподнюю раскрылись разом, и оттуда повалили самые жуткие существа, которых только можно придумать. Глаза горят желтым неугасимым огнем, и они идут, ступая в своих сандалиях по рыжему песку мимо нас на восток, словно и не замечая.
Земля вздрагивает с каждым шагом. Гляжу — блестит обсидиановая шкура, сжимаются кулаки размером с голову буйвола, сверкают зеленые драгоценные камни в браслетах.
«Стреляй! — кричит священница. — Уйдут!» А я стою на холмике и размышляю — они ведь в песок меня втопчут, и ты не отлечишь. Смотрю я на них, и мимо меня шагает по песку исполинская сила, будто тьма накрыла пустыню, как стихия, черная и сверкающая, мрачная и безвозвратная, — а как можно стрелять в стихию, вот вы как думаете, охотнички? Разве так бывает?
В тот момент я лишь одного желал — чтобы пески Силитуса снова скрыли от меня эти погибельные грозные черные силуэты, шагающие и сотрясающие основы мироздания.
Так и случилось. Один за другим анубисаты выходили из Ан’Киража и падали на песок, сраженные десятками и сотнями не таких добрых, как я, бойцов Оргриммара и Штормграда, которые в эти дни были заодно — сколько помню, не случалось этого ни до, ни после. Священница ругалась, конечно, как сапожник. Но я был рад, что не тронул эти шагающие обсидиановые фигуры и силу, что они в себе таили. Стоял бы, стоял и глядел, как само время идет мимо меня в древних сандалиях и вместе с анубисатами и генералами кираджи уносится в вечность.
Десять часов прошло, пока на всех континентах гости из глубин Ан’Киража появлялись вместе со своими кристаллами и творили бесчинства. Священница куда-то ушла, а я словно перешел в каменную форму. Потом я побрел по песку и шел до анклава Кенария, до убежищ в кратере Ун-Горо и к восточным берегам и не разговаривал ни с кем. Отчего-то хотелось вновь видеть эти открывающиеся врата, и удар скипетром в гонг, и вспышку, и собакоголовые силуэты над горизонтом. Вот бы и вам это когда-нибудь увидать... Жаль, вы никогда уже не будете свидетелями всего этого. Сгинули те анубисаты, нет больше гонга, и никто не станет хозяином нового личного ездового кираджи.
В полумраке дрожали тени, и большой гномий нос капрала Торвара словно сам по себе принюхивался к воздуху Стальгорна. Паладин молчал.
— Он снова не с нами, — констатировал предводитель охотников. — Уснул, должно быть.
— Нет, — отвечал Второй. — Он лишь ждет время глобальной перезарядки.
Капрал глубоко вздохнул, пошевелился на стуле и потянулся. Звякнули доспехи. Потом Торвар снова открыл глаза и посмотрел на охотников.
— Мы тут и все просто обратились в слух! — сказал ему Второй.
— Эх вы, пострелы, — улыбнулся паладин. — Еще не устали от моих стариковских баек?
— Но где же маши... — начал было снова главный охотник, но быстро схлопотал от Второго.
— Быстрее соображай, — тихо сказал тот, потом снова взглянул на капрала. — Насчет вашего звания... Вы получили его...
— Я его получил, — отозвался задумчиво паладин.
— В войне Южного Берега и северного Таррен Милла, — подсказал кто-то из охотников. — И еще в ущелье Воинской песни. Он про это помнит?
— Помню ли я войну за мельницу Таррен? — Паладин аж приподнялся на стуле. — Конечно! Разумеется! И когда появилось это ущелье с флагами, тоже помню. — Но голос его вдруг задрожал, и он снова прикрыл глаза. — Я все прекрасно помню... вот только на чьей стороне я сражался тогда?
— А какого цвета у вас был флаг? — спросил Второй.
— Флаги начали выцветать, — шепнул капрал. — Они уже не такие яркие, как прежде. Я вижу рядом других бойцов, но уже не могу припомнить, что носил сам — рога и хвост или же пару зеленых клинков. Я появился на свет в Каз-Модане, учился друидизму в Мулгоре, бродил по Оргриммару, рубился кинжалами в дуэлях в Златоземье, а теперь, слава богу, опять здесь, в Стальгорне. Синие знамена, красные, лев Штормграда, топор Грома, Орда, Альянс и герои, которых уж нет: хвостатая Мумука, затянутая в черную кожу Скорпи... Понимаете теперь, почему у меня перепутались все цвета?
— Но вы ведь можете вспомнить, по какую сторону от Хиллсбрадов вы сражались? — тихо-тихо произнес Второй. — Вы были к югу или к северу от разрушенной башни? Вы наступали к лесопилке или обороняли ее? Сражались за Таррен Милл или Южный берег?
— Иногда вроде как мы бились у окраин Южного берега, а иногда — у Таррена. И шли мы то с юга на север, а то и наоборот. Воды с тех пор утекло столько, что и представить страшно. За такой долгий срок разве трудно забыть, откуда и куда ты носил флаги?
— Но победы вы помните хоть какие-нибудь? Кто выиграл тогда сражение у Таррен Милла?
— Нет, не помню, — словно издалека раздался голос старого паладина. — В таких мясорубках никто никогда не выигрывает и ничего не получает. Все только и делают, что мотаются туда-сюда через все Хиллсбрады, огребают и возвращаются. Продержались пару минут дольше у окраин Таррен Милла — считай, победили, можно отступать. Но вы, конечно, не такие победы имели в виду.
— Ну хотя бы поля сражений, — сказал один из охотников. — Спроси его про низину Арати.
— Я там был.
— А вот еще Око Бури. Спроси его про Око.
— Я там был, — очень тихо произнес капрал. — И красный щит-трилистник, что я там взял, до сих пор лежит в банковском сейфе.
— А что насчет долины Альтерака?
— Постоянно вспоминаю о ней и говорю себе: просто безобразие, что такие красивые снежные горы не видали ничего, кроме войн и сражений.
— А Озеро?
— Я видел там первые танковые баталии, — задумчиво произнес капрал. — Очень многое вспоминается...
Паладин снова замолчал, сидя на стуле.
Охотники долго смотрели на него, не двигаясь. Потом Второй хлопнул по плечу предводителя группы:
— Ну как, убедился или нет?
Тот почесал в затылке и сказал:
— Да, теперь я понял.
Торвар вновь очнулся от дремы.
— Что еще ты понял? — спросил он охотника.
— Вы и есть машина времени, — негромко ответил он.
Паладин недоуменно смотрел на группу Баллистиков. Потом спросил с сомнением:
— Это так вы меня прозвали?
— Да, сэр.
— Именно.
Капрал устремил взгляд вдаль, посмотрел на свои латные рукавицы — потом на охотников и на погруженные в полумрак стены таверны.
Второй охотник поднялся со стула.
— Кажется, нам надо идти. До свидания, капрал, спасибо за рассказы.
— А? А, ну да, и вам не хворать.
Мультикоманда побрела вниз по каменным ступеням на первый этаж, поправляя ружья и одергивая портупеи. Охотники шли мимо паладина, но он, задумавшись, словно не замечал их.
Когда Баллистики вышли под своды Стальгорна и выстроились походной колонной, с балкона второго этажа таверны раздался голос:
— Эй, вы там, с белыми ружьями!
Все пять охотников разом обернулись.
— Что, сэр?
Капрал помахал им рукой.
— Я вот тут поразмыслил над тем, что услышал от вас. Вы, в общем, тут абсолютно правы. Я ведь сам бы до этого не додумался. Машина времени, так и есть, именно так — машина времени.
— Да, сэр.
— До свидания, команда! Если что, навещайте старика, когда захотите.
На другом конце площади они вновь оглянулись — паладин все еще стоял на балконе. Он махнул им рукой, и они ответили.