Ливень сводит с ума, с океана приносит циклон за циклоном. Похоже, я опять уснул в вагоне подземки, поезд на приличной скорости несся по открытой ветке Брайтон, в сторону Ньюкирк Плаза. Уже ночь, льет как из ведра, во сне я тоже постоянно вижу дождь, вот и сейчас я проснулся от гнетущего стука капель воды по металлическому полу, хотя, похоже, этот звук навеяла дрема. Между тем, поезд все набирает скорость, замелькали колонны и верхние ярусы станции. Странно, но здесь совершенно безлюдно, темно, будто станция давно закрыта, я лишь мельком успел заметить несколько человек с тусклыми фонарями. Меня сильно подбросило и чуть не скинуло на резком повороте с сиденья, я с трудом удержался за поручень. Похоже, поезд сворачивает на запасной путь... Резкий сильный удар, звон стекла, скрежет, меня швыряет на пол, и я качусь по грязному полу обшарпанного вагона. С трудом поднявшись, я, хромая, держась за поручни, пробираюсь в первый смежный вагон. Он искорежен ударом, выбиты все стекла, свет уныло замигал и погас. Мне удалось выбраться через разбитое окно и спрыгнуть на бетонный пол переезда. Не понятно, как я уцелел после такого удара, как вагон сошел с рельс, и, не вписавшись в поворот, влетел в мощное перекрытие. Головная кабина превратилась в прессованный металлолом, тело машиниста, похоже, выбросило далеко вперед на рельсы, в тусклом аварийном свете переезда я с трудом различал силуэты. Что?! Тела на рельсах в великом множестве лежали, начиная с пары футов от кабины машиниста. Голова затрещала еще сильнее, а к горлу подкатил горький ком. Это давно знакомое мне чувство, – вокруг умирают люди. Я, перебарывая боль, рванул вперед, надеясь найти выживших. Некоторые тела слабо зашевелились. Я рухнул на колени рядом с девочкой, которая наверняка сильно повредила шею или позвоночник, в такой неестественной позе она распростерлась. Она еле слышно простонала, и я как можно осторожнее поднял ее голову, и она открыла глаза. Я много раз видел такие глаза, в них читается отчаяние и страх, боль при таких ранах отупляет взгляд, делая его каким-то безрассудным. Она застонала сильнее. Я пытался выдавить слова утешения и успокоения, но в горле так пересохло от боли и волнения, что я лишь прохрипел что-то совсем невнятное. Девочка лихорадочно схватила меня за куртку, в ту же секунду я почувствовал, какая она холодная, руки как у мертвой. Нет, она определенно мертва. Разжав белые губы, она с трудом проговорила:
- Макс, как больно... Я умираю. Все вокруг умирают, но не ты...
Черты лица ее словно изменились. Боже мой, это моя девочка... Стоны других я уже не слышал, хотя был уверен, что там во тьме снова и снова умирает Мишель и многие другие из прошлой жизни...
Я упал с жесткого матраса, стащив на пол пропитанные холодным потом простыни. Как и во сне, горло перехватило, иначе я заорал бы так громко, как только смог. Липкая мерзкая жара, трудно дышать, на карачках я подобрался к холодильнику, отхаркиваясь на ходу, вытащив из пустой камеры теплую бутылку какой-то крепкой дряни. Черт, электричества нет со вчерашнего дня, в двух кварталах перебило кабель, поэтому не работает ни поганый вентилятор, ни холодильник. Мерзкое пойло перебило дыхание, глотку обжег не спирт, а кипяток, в который превратилась эта дрянь в моей душегубке. Что может быть хуже дешевого теплого виски?! Только когда его нет вовсе.
- Браво, Макси! Теперь ты не только чувствуешь себя как дерьмо, но и выглядишь как оно.
Я резко повернул голову в сторону. У стола стоял Бадди, скрестив крепкие руки на груди.
- Твою... – выдавил я не своим голосом.
Мы с Бадди ошивались здесь на богом забытой помойке посреди Мексики. Уже два года у меня были здесь дела. Хотя какие к черту дела... Местный воротила нанял меня, и я прикрываю его задницу. Здешний алкоголь чистит мозги как наждак, ни черта не помнишь, но забыть то, что хотелось бы, никак не получается. Например, я не помню, какого черта Бадди от меня нужно, было дело, он сберег меня от пули, когда я нарвался в пустыне на местную шваль, когда моя машина закипела под ласковым солнцем пустыни. С тех пор, от похмелья меня спасают лишь его язвительные шуточки.
Поднявшись, я залез в обшарпанный кухонный стол, здесь – полный набор первой помощи. Аналгетики последнее время я принимаю пачками, меня выводят спазмы в желудке и мышцах. Ингибиторы, пароксетин, флуокситин, без них я едва могу заснуть. Но если мучают кошмары, почти ничего не помогает, и я глотаю полпачки атропина. Чтобы руки не дрожали и не схватывало меж ребер, я прикончил пачку атропина. Обильно запив свою трапезу прямо из-под крана, я уперся задницей в столешницу и уставился на ухмыляющегося Бадди. Неизменный удручающий взгляд, бритая черепушка, испещренная шрамами, замятая одежда, небрит черт знает сколько. От меня, верно, разило как из пивного бочонка, а Бадди, судя по амбре, выпил вдвое больше, но его речь всегда оставалась внятной, а взгляд трезвым и злым.
- Макси, ты, вижу, сидя на этих колесах, решил прикончить себя.
- Мне просто нужно прочистить мозги.
- Нет, ты хочешь вырубиться. Думаешь, если заткнешь разум, тебе станет легче? Сон разума рождает чудовищ, помнишь чье это?
- Отвали.
Скупой приятельский разговор прервал телефонный звонок – это редкостная крыса Хезус Мария. Неподходящее имя для такой мрази, он вертит грязные делишки. А мне приходится беречь его шкуру от законной пули, он занимался вымогательством, нелегальщиной, сбытом подделки в штаты и серым вывозом медицины из штатов. На него работает дюжина мужиков, в основном – отменные скоты. Серхио явно занесло сюда по ошибке, хороший парень, у него большая семья, работает с 14, но когда жена родила двойню, пришлось пойти наймитом к Шакалу, таким позывным наградили за глаза Хезуса. Сводный старший брат Серхио имеет в штатах гражданство, помогает провезти качественную медицину через границу. Возить кокс и траву Серхио отказался наотрез, боялся за семью, да и брата подставлять ни за что не стал бы.
Выругавшись, я нажал на кнопку вызова.
- Макс, салюдо. Мне срочно нужно решить кое-что, можешь к двум приехать на наш склад, на Сан Пачьес.
- Что-то серьезное, хеффе?
- Глупости, просто нужно прояснить кое-что.
- Буду к двум.
Как же ухмылялся Бадди.
- Мне нужно ехать, проваливай, Бад.
Форд-развалюха подъехал к старому ангару на Сан Пачьес спустя часа полтора. Условный стук и пузатый Хорхе дал мне прошмыгнуть сквозь увесистую дверь, которая тут же закрылась. После яркого солнца пустыни тут не видно ни черта. Я прошел футов 20, глаза все отказывались привыкать к потемкам склада, все время налетал на какие-то канистры и ящики, как же здесь жарко, ни лучше чем снаружи. И тут по глазам полыхнул яркий свет прожектора, только попривык к темноте. Здесь были все – Хезус Мария со своей дражайшей бельгийской винтовкой наперевес, пара горилл, с которыми мы посменно оберегали нашего патрона, мерзкий пронырливый Мануэль, что-то вроде главного лизоблюда, и еще человек 10, которых я видел мельком, или вовсе не встречал. Перед толпой на коленях стояли Серхио и его жена. У Серхио рассечена бровь, заплыл глаз, он попал в серьезную переделку. Я протрезвел моментом, но жажда стала мучить вдвое сильнее прежнего. Поймав мой опешивший взгляд, Хезус заговорил, как всегда, в своем непринужденном, игривом тоне:
- Макс, не пугайся, амиго. Серхио, пэрра пута, затеял искать легких путей, он привез из Штатов две коробки таблеток, знаешь, почему так мало? Все просто, Макс, еще столько же задумал продать Эмилю. Под этим дулом винтовка заплясала в руках хеффе, Серхио договорился сбыть с рук долой Эмилю все свои запасы, прямо здесь, Эмиль скоро будет. – В подтверждение состоятельности своих слов Шакал потряс белой пачкой, кажется, паксила или прозака, сплюнув в сторону Серхио. Его жена вздрогнула и залилась плачем, словно в Серхио бросили булыжник.
Хезус Мария продолжил: – Макс, от нас требуется сейчас деликатно решить проблему, уложить Эмиля и его ребят, он знает, что здесь моя территория, и сам подписался, а потом позаботимся о Серхио. Будто ты не знал, пэрра, что я слежу за всеми вами, обмануть меня никому не удастся. – Под равномерные свои рассуждения, Старик Хезус водил дулом винтовки перед носом у Серхио, каждый раз ловя испуганные взгляды его жены, словно наслаждаясь своей резонностью и рассудительностью.
Как плохи дела у них, да и у меня, я догадывался, на что способен Шакал, и теперь ждал от него закономерного хода. Когда жена Серхио в очередной раз громко истерично запричитала, Хезус со всей силы опустил ей на голову приклад, она осела и замолкла, рванувшего в сторону Шакала Серхио тот час повалили и начали охаживать тяжелыми армейскими ботинками. – Макс, прикончи его, и я буду хотя бы в тебе уверен.
Дело в том, что пистолет уже был у меня в руке, рефлекторно, я не помнил, когда он оказался в руке, я ничего не помнил, но в голове у меня опять случился привычный микровзрыв. Я отбрасываю все, просто считаю доли секунды и гильзы, громкий хлопок отрезвляет всех, озаряет ржавые стены ангара, глаза Шакала широко открыты от удивления и испуга, а содержание черепной коробки мерно готовится устлать пол позади него, но до этого момента мне нужно сделать еще 10 выстрелов, а что будет после – плевать. Два, Три, горилла за спиной Хезуса Мариа получает пулю в горло, и грудь. Четыре, Пять, кто-то в толпе поднимает дешевую копию Калашникова и валится назад, словно пытаясь хорошенько прицелиться в потолок. Три четвертых секунды, дезерт игл выплюнул пять гильз, первая коснулась земляного пола. Наконец, воздух рассекают винты пуль из автомата, далеко от меня, слишком, – Шесть, Семь, двое хватаются за животы, один из них роняет узи, второй пытается устоять на ногах, борясь с болью. Выстрел Восемь решает покончить со стойкостью его характера и выдержкой. Встречная очередь острых пуль, легкий разворот и скромная губительная площадь свинца уже не страшна. Увернуть от пули, на самом деле, – невозможно. Просто некоторые пули не предназначаются тебе, вот все мои надежды и цели. Девять подбрасывает ринувшегося на меня верзилу с пулеметом. Пересекающиеся стяжки пуль ринулись в мою сторону, касание 8 гильзы о пол, словно предупреждает об этом, и я ухожу вправо. Подоспел Хорхе с помповым ружьем, я давно понял, что он оставил свой пост у двери. Еще когда не начал отчаянную партию из 11 выстрелов. Пистолет напряженно дергается в руке, Хорхе скорее всего осядет на колени, схватившись за лицо, но это будет после. Последний номер Одиннадцать влетает в солнечное сплетение Мануэлю.
Теперь я бесполезен, у меня нет другой пушки, нет магазина. В этот момент в ухе гулко отдается касание последней гильзы раскаленного пола, но противники мои продолжают падать со смертельными ранениями. Острая боль пронзает грудь – эта как раз одна из пуль, столкновения с которой не суждено было избежать. Дышать тяжело, на языке чувствуется металлический привкус. Четыре с половиной секунды, и я не слышу больше выстрелов. Конечно, это Бадди, два дешевых пистолета, по сто баксов каждый, поставили точку в этой затянувшейся драме.
- Бадди, опять ты увязался за мной, сукин сын... Проверь ребят у бочек, кажется женщина тяжело ранена...
- Макси, ты, как скарабей, собираешь ком дерьма непомерной величины.
У меня мутнеет сознание, похоже, я теряю сознание.
Проснулся я на своей помойке, ранения, следа от пули, и даже шрама, ничего этого нет. Пьяные бредни, кошмар, психоз?! Нет, и Бадди ни есть второе я, плод моей воспаленной психики. По радио я вскоре услышал, что на складе вчера была перестрелка, тринадцать человек были убиты, двое, личность которых в интересах следствия не раскрывается, были спасены, с тяжелым ранением в больницу попал лишь один, инкогнито, ночью он скончался. Лучше бы его звали Макс, Макс Пейн. Но это был Бадди, и он умер ночью, пока я спал, наглотавшись атропина. Сон разума рождает чудовищ, сегодня ночью, в муках, родилось еще одно, которое будет мучить, и преследовать меня в моих кошмарах...
1157 Прочтений • [Рассказ по Max Payne 3 «Сон разума»] [08.08.2012] [] [Комментариев: 0]
Vova
