Самому мудрому, храброму, смелому, милосердному, доблестному воину, отымевшему всех нас, европейцев, посвящается...
P.S. Чтоб ты сдох, скотина.
Месяц, как я вошел в Святую Землю: не верь хитрому арабу.
С неимоверным трудом двигая ногами, я шел по пустыне, проклиная этот постоянный, вечный песок. Он хрустел на зубах, он попадал в глаза, он проникал под одежду и облеплял тело, как мухи навоз. Язык уже давно стал сухим и шершавым, горло, по которому в обоих направлениях сновал сухой обжигающий воздух, уже давно потрескалось и, казалось, скоро просто оплавится. Боль была невыносимой. Четыре дня я уже шлялся по пустыне, без воды, без пищи... Спросите, что я, идиот, делал в пустыне без воды и пищи? Вот ее, родимую, и искал. Но обо всем по порядку.
Мы остановились на привал в одном небольшом селении. Сразу поясню, что здесь мы были для того, чтобы создать санитарный кордон вокруг всего Ближнего Востока, да, собственно, и внутри него, против наступающего исламского фундаментализма, а заодно и освободить всех негров, томящихся под гнетом коварных, кривоносых варваров-арабов и сарацин. С собой мы везли груз гуманитарной помощи: теплые вещи, печки-буржуйки и прочую мелочь. Все поначалу шло хорошо, но потом арабы почему-то не захотели окультуриваться. Мы им агитку развернули, мол, "окультуриваться надо", а они нам - "не в коня корм". Вот так вот недели две и продолжалось, никто друг друга, правда, так и не понял, потому как мы орали по-английски, по-французски или же в перерывах просто матерились, они же нам всякие "ой, мама, шикыдым, шикыдым" все ночи напролет пели.
Потом на нас вообще какого-то педика Таркана напустили, подбежит, задницей покрутит, направо-налево "чмок, чмок" - и снова убегает. У кого-то нервы не выдержали, так он в эту самую крутящуюся задницу как-то и стрельнул из лука. Вот тогда-то все и началось... Боевые действия с применением массированного точечного камнеметания и мочеиспускания, занятие стратегически важных барханов, зачистка освобожденных территорий от жуков-навозников и прочие прелести военной жизни. Но я отвлекся.
В тот день, как обычно, выдалась дикая жара, а у нас-то, в Европе, зима была, поэтому всем крестоносцам, ясное дело, выдана зимняя форма, все по уставу: железные рукавицы с меховой подкладкой, бушлат под кольчугой, специально разработанная модель утепленных портянок для доспехов. Это значит, что обматываешься ты весь этой портянкой, тебя намыливают, быстро впихивают в доспехи и сразу же закрывают, чтобы назад не выскочил. Ну, валяемся мы, изнемогаем, но раздеться-то не можем - по уставу не положено, в случае непослушания Папа Римский обещал каждому надрать уши и предать анафеме. Послали меня ребята за пивком в общем, да чтоб холодненькое было. Говорят, обойдешь первый бархан, потом третий слева, потом сразу после этого один такой длиннющий будет, через него переползешь - там ларек. Дошел я туда - и что?
"Макдональдс" стоит, чтоб ему пусто было. Одна кока-кола.
Поспрашивал у людей, что тут и где. Побегал кругом - не поверите, кругом одни "макдональдсы", не продохнуть от них прямо. Нашел наконец один ларек - там араб сидит, а морда у него хитрая-хитрая. Я ему: "Пиво есть?". Он мне - "Пива нет", а морда хитрая-хитрая. И ведь и не знаешь, что этой паскудине ответить-то. Пошел я в общем дальше, ну и заблудился. Хотел такси поймать - глухо. Какой дурак их придумал в желтый цвет красить? Иной раз и едет она у тебя прямо под носом, жужжит, сигналит, а ведь не видно ее не фига: попробуй различи ее посреди пустыни. Это все одно, что негры ночью решат в прятки поиграть...
Вот таким вот выдохшимся, изможденным, в конец затраханным и нашли меня сарацины. Они дали мне воды, дали лошадь и сказали: "Вот тебе, мужик, лошадь. Она давеча ногу сломала, так что носи ее на здоровье. А не будешь носить, мы из тебя всю воду назад выцедим и здесь оставим". После этого отвели они меня к Саладину, и имел я с ним мужской разговор. Дело сводилось к следующему: я становлюсь агитатором, этаким маленьким "доренчиком" и денно и нощно воспеваю его заслуги и достижения, нещадно поливая грязью всех его врагов. Взамен мне даруется жизнь, пиво и девочки. Выбор у меня был небольшой.
Так началась моя служба у Саладина, самого честного, умного, красивого и доброго поборника за права всех несчастных на всем Ближнем, Среднем, Дальнем и Очень Дальнем Востоке. Войска Саладина направлялись в Египет, если точнее - в Каир. В то время там сидел какой-то толстенький мамелюк, и у Саладина были большие сомнения относительно возможностей последнего выдержать натиск наступающих крестоносцев. Официальная версия: мы, бескорыстные сарацины, направляемся туда, чтобы помочь братскому народу в борьбе с агрессором. А ведь наш отряд, который так опрометчиво послал меня за пивом, как раз и шел в Каир и, что удивительно, с абсолютно такой же целью. Теперь же волею судеб мне предстояло смотреть на все это с несколько иной стороны...
Отряды франков и египтян были разгромлены. Мне с моей агитацией пришлось изрядно попотеть, пытаясь объяснить недавно призванным на военную службу сарацинам-призывникам, почему египтяне, которых мы освобождаем, наши братья, можно сказать, с таким ожесточением против нас, своих освободителей, воюют. Итак, пропаганда свелась к следующему: всех воюющих против нас египтян покусала одна бешеная собака, заброшенная им в тыл вероломным противником. А ввиду отсутствия лекарств для всех укушенных египтян, наша святая обязанность - их всех перебить, пока они не покусали других, "хороших" египтян. Дальше прямым текстом: "Великодушный Саладин позволил уйти всем пленным, одарил всех просто такими подарками, что те их унести не могли. Подбежит какой-нибудь сарацин и таких п... подарков пленному навешает, что тот повеситься от счастья готов. Саладин построил десятки, нет, сотни больниц - на каждого египтянина по больнице; сотни университетов; тысячи дворцов. Дворцы великодушный Саладин построил не для себя, а для египтян, дабы они каждый день могли проходить мимо дворцов и наслаждаться их великолепием. Трусливые, злобные собаки-европейцы никогда так не поступали. Да здравствует великий Саладин, долгие лета!"
Пятнадцатый год после пленения. Медина: сарацинская мудрость.
Годами и годами я сижу и исписываю страницу за страницей, покрывая их "вечными, глубокими, не стираемыми в веках деяниями самого великодушного правителя Востока - Саладина". Иногда он сам соизволяет их почитать, нехотя перелистывая желтые странички, развалившись в тени своего шикарного шатра. Я, разумеется, вопию о свалившейся на меня чести, что я, презренный, недостоин, чтобы глаза самого Солнца смотрели на мои несовершенные творения; приношу извинения, что в силу своей рабской сущности не смог донести до всех живущих великие деяния самого бога во плоти. Он, как правило, довольно кивает и ухмыляется, купаясь в лести, как свинья в отрубях.
На данный момент в Святой Земле существует четыре небольших государства крестоносцев, "которые жгут, насилуют и тиранят" все мирное население. Недавно они предложили союз. Казалось, что мир, наконец, посетит этот благословенный край. Но пакт, не успев зажить своей собственной жизнью, был вероломно нарушен европейскими плебеями. Реальные события остались, правда, несколько за кадром, но официально пропаганда сработала оперативно. Значится, наш новый старый враг - Рейнальд де Шатильон. Он грабит мирных торговцев, сжигает мирные поселения, а также каждое утро съедает на завтрак одного упитанного арабского малыша. Пираты угрожают Мекке и Медине, и наша задача - остановить этих варваров любой ценой.
Еще одна выдержка из одной из моих агиток: "Багдад - самый красивый, самый развитый город на планете. В нем три госпиталя, пять университетов, один приют для бездомных собак и двадцать один вытрезвитель, хотя сарацины - самая трезвая нация из всех, когда-либо существовавших, и вообще никогда не пьют, даже воду". Сарацины часто обедают со мной, иногда даже позволяют мне погрызть остающиеся после еды кости. Я слушаю их разговоры и понимаю, сарацины - самый мудрый народ. Они разговаривают об искусстве, поэзии, литературе, о науках, о звездах, один даже смог процитировать несколько примеров местного фольклора:
Гостил араб из летной части,
Потоптал и улетел,
Свесил ж...у с дирижабля -
Обос...ть меня хотел.
Одним словом, "сарацины - крайне просвещенные и цивилизованные люди, в отличие от европейцев, не умеющих ни писать, ни читать, ни говорить".
Пираты были разгромлены, но Рейнальду, как вшивой собаке, удалось сбежать. Пусть этот жалкий европейчик пока потешится своей временной свободой, великий Саладин ничего не забывает и ничего не прощает.
Двадцатый год пленения. Галилея: почему крокодил не ловится.
Никому не советую попасть в песчаную бурю. Когда стена песка окружает тебя со всех сторон, залепляя глаза и не давая дышать. Извечная жара тогда спадает, но тот ад, что приходит ей на смену, во сто крат хуже. Мы уже довольно долго преследовали европейцев, и нам это начинало не нравиться. Ни тебе помыться, ни поесть, ни передохнуть по-человечески. Но европейцам было куда хуже. Нам всем было несладко, но мы-то преследовали их, а они убегали, следовательно, им просто по определению должно было быть хуже. Саладин говорил, что мы преследуем кровавых варваров, монстров, с огнем и мечом пришедших на нашу землю.
Но, во-первых, земля это далеко не наша, в крайнем случае - еврейская, что, конечно, ни сарацинам, ни европейцам совсем не катит. А во-вторых, "монстры" представляли из себя кучку перепуганных паломников и десяток человек охраны, несших к себе домой реликвию - часть Истинного Креста. В конце концов, Саладин загнал их на пару пиков, а сам расположился в долине между ними, где был источник свежей питьевой воды. Развлекался же наш великодушный Саладин тем, что посылал своих людей к европейцам, чтобы те на их глазах с упоением выливали воду в песок. Изможденные, убитые солнцем и жаждой "монстры" смотрели на это дело, разумеется, без особого энтузиазма и обзывали Милосердного нехорошими словами.
Потешившись вволю, Саладин, наконец, решил, что пора кончать ломать комедию и послал пару небольших отрядов, которым никакого труда не стоило одолеть уже практически не стоящих на ногах людей. Дальше - очередная порция отфильтрованной инфы: "Мужественный Саладин путем своего непревзойденного военного мастерства сломил сопротивление армии варваров, из-за которых у нас в пустыне нет воды, а также крокодил не ловится и не растет кокос. Но... он ухаживал за каждым раненым, как за собственным сыном. Он принес каждому талой воды с гор, обвязал раны, приласкал и накормил грудью. Не знает границ его милость к поверженным врагам. Пойманному Рейнальду он сначала гуманно выколол глаза, чтобы тот не видел своего поражения, отрезал уши, чтобы тот не слышал, как его будут поносить его воины, а потом лично перерезал ему горло, чтобы тот не мучался, оставшись без глаз и без ушей. Да продлит Аллах дни самого милосердного из правителей!"
Двадцатый год пленения. Иерусалим: ну, возьмите, возьмите еще немного золота!
"Иерусалим - сердце Святой Земли, сердце трех религий, средоточие культуры, простоявший тысячелетия, видевший смену эпох и правлений, незыблемый, как вечность, и просто классный городишко с неплохим борделем прямо при въезде" - Словарь-путеводитель Даля ибн Даля по Святым Местам, Стамбул, 29 год н.э., Издательство "Тигр и Евфрат трах тиби дох", 264 с.
На этот раз Саладин решил "освободить" Иерусалим. От кого, не очень понятно, но, видимо, от его жителей. Главная задача - ни один храм не должен быть разрушен. Иначе местные аборигены решат, что мы всего лишь очередная кучка завоевателей, а не освободители их от незнамо чего и незнамо зачем. С точки зрения информационной войны, для нас это неприемлемо, к тому же в храмах может храниться просто немеренно всяких дорогих побрякушек и, если мы все там порушим, нам не удастся все это принять "в качестве дара, который благодарные жители города нам преподнесут, прямо-таки умоляя нас взять еще и еще немного золота".
"Последний раз, когда я входил в Иерусалим, я входил вместе с крестоносцами, этими варварами, которые несли с собой кровь и ужас, они поджигали и грабили дома, резали старых и молодых, насиловали животных... Сейчас же ни одного здания не было разрушено, ни одного человечечка не пострадало. Часть домов, правда, рухнула, но это все от ветхости жилого фонда. На улицах тоже как-то незаметно, само собой в сотни раз выросло количество трупов, но это все от тяжелых условий жизни и политики, проводимой прежним правительством. Жители встречали освободителей цветами, пением и плясками Святого Витта, женщины сами ложились на пути солдат и отказывались уходить, пока их не осеменит мужественный и красивый сарацинский воин, после чего слезы радости появлялись на их глазах".
Саладина жители Иерусалима провозгласили своим спасителем. Милосердный Саладин позволил всем несогласным с его режимом уйти. Только человек с открытой душой и открытым сердцем способен отпустить всех своих врагов..." в пустыню, израненных, без воды и пищи. Мне же всемилостивый Саладин предложил свободу, но я решил остаться досмотреть все до конца. К тому же после двадцати лет пленения у меня на родине не осталось ни замка, который, наверное, уже давным-давно прибрали к рукам соседние феодалы, ни семьи, ни знакомых, которые либо уже умерли, либо забыли меня. А если я появлюсь в тех местах, сам Папа обещал мешок золотых тому, кто доставит ему голову той собаки, что разводит агитацию во вражеском лагере. Так что я благоразумно решил, что не могу оставить такого мудрого человека, и что я просто жизни своей без него уже не мыслю.
Двадцать с половиной лет плена. Тибериас: Джихад или девочки?
Некогда могучий организм - государство крестоносцев распалось на кучку маленьких жалких анклавов-крепостей. Новопризванные мессии теперь ютятся за каменными стенами своих крепостей и ждут своей незавидной участи. Хотя, признаться, ждать они могут ее неопределенно долгое время: у Самого Великого и Могучего нет осадных орудий, и в ближайшем будущем совершенно не предвидится. Да и о том, что же это такое, Наимудрейший имеет весьма отдаленное представление. То, что стрелами стену не пробить, Саладин понял через пару сотен попыток. Попытки выломать входные ворота плечом с разбега также особых успехов не имели. Сарацины привыкли воевать в пустыне: набегут скопом, также стремительно убегут, оставив после себя лишь лошадиный навоз, вот и ищи их после этого. Но замки - замки это совсем другое дело. Так что теперь Саладин скачет туда-сюда по пустыне на своем кастрированном верблюде и размышляет, что же ему делать с пакостными крестоносцами, я же, как обычно, восхваляю его работоспособность, мудрость и находчивость.
Если удастся выиграть сейчас, Святая Земля снова станет свободной, в смысле свободной от крестоносцев, но вовсе не факт, что свободной в прямом смысле этого слова. Если нет - еще десятилетия страданий и мук. От себя добавлю - страданий и мук самого Саладина от невозможности толком поцарствовать и пожировать.
Из записей: "Несколько лет назад я восхищался доблестью сарацинских воинов. Они шли в бой со своими сокровищами, вином и девочками. Я просто не мог этим не восхищаться, так как, ясное дело, иногда и мне перепадало от их щедрот. Теперь же в ответ на беспринципность европейцев сарацины почувствовали вкус крови, стали наслаждаться ей, жаждать ее. Любовь к искусству была заменена страстью к битвам. Была разработана концепция Джихада. Девочки ушли в прошлое, что не могло не отразиться на моем физическом состоянии и настроении. Вместо девочек стали давать пить бром и прочую гадость. Чтобы сдохли эти дурацкие порядки и тот, кто их придумал! Тем не менее эффект Джихада для европейцев был разрушительным. На примере собственного почившего либидо могу засвидетельствовать - воистину так".
Двадцать один год плена. Город Акра: Аппендикс против Мозжечка.
Мы уже думали, что после поражения крестоносцы, наконец, уйдут из наших земель навсегда. Но Папа, прослышав о полном разгроме крестоносцев, поклялся Ватиканом и своими внебрачными детьми, что Святая Земля будет принадлежать тому, кто должен владеть ей по праву, то бишь ему. Спешно был организован еще один крестовый поход. Одним из предводителей этого нового похода стал Ричард Львиное Сердце, который получил боевой опыт, воюя вместе со своим братом Ричардом Львиный Аппендикс против своего отца Ричарда Предстательная Железа и дяди Ричарда Львиный Мозжечок.
Со своей армией Ричард осадил Акру. Армия храбрых арабов заперта внутри города, боясь высунуть нос наружу, в то время как парочка осадных орудий вовсю обрабатывает стены города. Это решающий момент для всего Джихада. Все государства крестоносцев разгромлены. Если выстоять, европейцы уйдут навсегда. Если нет, то европейцы получат новый плацдарм и все усилия окажутся напрасными.
Первый год свободы: заповедь чукотского малыша.
Военные походы плохо сказались на здоровье Ричарда, и тот занемог. Саладин тут же подсуетился и послал ему фруктов и снега с гор. Фрукты Ричард, слава богу, есть не стал: во-первых, "с бочком", а во-вторых, червивые. Снег тоже отправил обратно, руководствуясь первой заповедью чукотского малыша: "Никогда не ешь желтый снег". Но как бы то ни было, европейцы проиграли. Второго сентября 1192 года был наконец-то заключен мирный договор. По нему Иерусалим оставался за сарацинами, но паломники получали возможность посещать его. Что с ними будет, если они таки решатся осуществить столь смелый, сколь и безрассудный поступок, в договоре умалчивалось. Я после двадцати одного года рабства получил свободу. Теперь я, наконец, могу говорить свободно.
Так что я хотел бы сказать тебе, о, Мудрый и Великий Саладин, что если я хоть когда-нибудь увижу тебя одного в темном арабском переулке, я тебе, кривобородая, тюбетейкомозговая помесь двугорбого верблюда и не успевшего убежать бегемота, обещаю, что твоя наимилосерднейшая задница из всех, что я когда-либо видел, узнает, что твои глаза могут заползти даже на нее. До встречи, Наимудрейший, мне остается лишь уповать на волю Аллаха, что когда-нибудь мне все-таки удастся отблагодарить тебя за все то гостеприимство, что ты, падла сарацинская, мне оказывал все эти долгие годы.
Vova
