Слезы Создателя
Пролог
— Витя, просыпайся! — приглушенный прикрытой дверью, чуть с хрипотцой, голос жены пробивался сквозь сон.
Виктору снилось то же, что и всегда. Ему снилась Она. Нет, не любимая жена, которая вот уже двадцать восемь лет терпела его скверный характер, не вымышленная любовница, которую она выдумывает каждый раз, когда хочет услышать его извечное полунаивное – полусмущенное «Ир, ну ты же знаешь, что я любил, горячо люблю, и буду любить только тебя». Хотя… В каком-то смысле она была его любовницей. Все почти двадцать пять… нет… ровно тридцать лет его бытности «вольным бродягой» — сталкером, Она была с ним. В его сердце. Но никогда не рядом. Воистину, роковая женщина…
Нехотя разлепив глаза, Виктор поднялся. Растоптанные домашние тапочки обволокли ступни. Сделав несколько упражнений и критически пощупав почти уже облысевшую макушку, он направился к двери, но, не успев ее открыть, столкнулся с разомлевшей от жара плиты Ирой. Она была в переднике и с деревянной лопаточкой в руке.
— Слушай, иди уже, кушай! Я оладушков нажарила!
— Я не голо…
— И слушать не хочу! Все, пойдем. Иди, умывайся, мой руки, и приходи. Я… — тут зазвонил телефон. Ирина порылась в карманах передника, пробормотала: «И куда ж я его?.. А! Нашла!», и произнесла:
— Все, все! Я тебя голодным в твою Зону не-пу-щу!
И с этими словами нажала кнопку на телефоне.
— Да-да?! Машуня, привет! — она ещё раз бросила на Виктора гневный взгляд и он поспешно, прихватив пачку «Мальборо» с трельяжа, ретировался на балкон.
Сигарета всегда способствовала раздумью. Смотреть на тлеющий её кончик — это ли не загляденье? Для Виктора курение не было чисто вредной привычкой. Оно являлось своеобразным созерцанием необратимого, эстетством, если хотите. Да и «курение» в его сознании ассоциировалось больше с пошлым посасыванием тлеющей бумажки, свернутой в трубочку, чем с блаженным ритуалом. Поэтому иначе, как «куренье» он этот процесс не именовал.
— Пять лет… — голос от табака стал «сизым». Виктор так стал именовать этот приглушенный, чуть хриплый голос в честь оттенка табачного дыма.
— В Зону свою проклятую… — послышалось из кухни. Балкон в квартире имел неплохую протяженность и имел два выхода — один в спальню, другой на кухню. Поэтому, находясь там, можно было хорошо разобрать разговоры на кухне.
— Да нет… а вообще, не знаю… Нет, ну я в курсе, что неопасна. Но все равно, не понимаю, зачем… Что? Я говорю, зачем туда возвращаться? Чего он там забыл?.. А?.. Полтора, а что? Да какие там друзья, я тебя умоляю… Нету никого уже. Ага. Да. Не шесть. Где-то семь — семь с половиной. Что? Мишей звали. Да. Не помню… Нет, подожди…
— Косолапый… — пробормотал Виктор.
— Ви-ить!
— Что?
— Как друга твоего звали… Ну, прозвище его как? Тот, что последним умер! Помню, Мишей звали, а как…
— Косолапым мы его кликали! — зычно прогремел Виктор. — Косолапым, — задумчиво произнес он вполголоса.
Докурив, Виктор выбросил бычок с балкона и проводил его взглядом. Тот, летя с высоты шестого этажа, несколько раз перевернулся, и упал на асфальт, разбросав сноп искр вокруг себя. А старый сталкер вдохнул ещё раз свежего октябрьского воздуху, сплюнул и прошел на кухню.
Жена уже закончила разговор, что само по себе уже было удивительно — обычно минимум за полчаса справлялась, и пристроилась напротив тарелки со свежими, с пылу – с жару, оладьями и чашечкой со сметаной. Вот любит она наблюдать, как он ест, и все тут. Это не бесило Виктора, но по старой глупой сталкерской привычке, ему было крайне неуютно.
Прожевав первый оладий, он опередил её «Ну как?» и проинес:
— Косолапый не умер.
— Ты о чём?
— Ты сказала Марии, что он умер. Это не так.
— Да какая разница-то? — безразлично произнесла Ирина. — Все равно, что умер.
— Зомби и труп — не одно и тоже.
Жена содрогнулась при слове «зомби». Виктор знал почему. Вернее, не знал, а даже видел это «почему» своими глазами. Они тогда и познакомились — он, уже матёрый и обстрелянный сталкер, и она, член научной экспедиции, изучала какие-то растения, и то, как они приспосабливались к окружающей их среде. Тогда, при первой их встрече, он понял, насколько он одинок. Ещё потом вспоминал, ругая себя за глупость, как при встрече машинально автомат привёл в боевое, как затвор передёргивал, готовясь стрелять, как потом оказалось, в любовь всей своей жизни. Он ей здорово тогда помог, спасая от четырёх ошалелых зомби, решивших напасть на лагерь учёных, куда Виктор, носивший ещё шикарные усы и бакенбарды, как раз явился хабар сдавать. Сразу после боя, у него в голове родился стих — корявенький, правда, но Ирине и не хотелось следить за чистотой слога. Она ему потом не раз говорила, что даже если бы он процитировал тогда «Колобка», это все равно было бы романтично.
…Когда гляжу вглубь чащи леса страшной,
И день померк, и уж неясен свет,
Тогда я предаюсь тоске своей ненастной,
И от неё нигде спасенья в мире нет.
Её я встретил в дымке утра рваной.
Нет, не богиня, но, верно, их числа.
И сжали сердце тенью пятипалой
О чистой, приторной любви слова…
С тех пор они были почти неразлучны. Разлучницей для них, разве что, была её вечная соперница — Зона. И она разлучала их и по сей день. Ирина больше никогда не была в Зоне, а вот Виктор туда часто наведывался. Но любовь, все-таки, сильнее ревности, а любовь, подкрепленная ревностью сильнее вдвойне, поэтому все невзгоды мужественная женщина переносила с завидной стойкостью.
— Хорошо, — пробормотала Ира и смущённо отвернулась. — Пойду, соберу тебя.
Ветер завывал на открытой местности перед Вратами в Зону — Периметром. Виктору вспоминалось, что все лесопосадки в этом районе вырубались военными самым тщательным образом — чисто для хорошего прострела и рекогнсцировки местности. Потому там гулял ветер.
Погода стояла благодатная, солнышко так усердно грело землю, что уже когда Виктор слезал с автобуса, от утреннего тумана не было и следа. Ветеранов же здесь собралось немеренно. Все искали старых друзей, кое-кто и былых врагов находил. Многие молодые люди, — те, кто уже не застал многих легендарных живыми, — приехали сюда с детьми и женами. Но, все же, здесь царила совсем уже другая атмосфера.
Вон бывшие «долговцы» смеются над чем-то вместе со «свободовцами», сталкеры из «Чистого Неба» спокойно общаются с экс-«монолитовцами». А во-он там спорят о чем-то в своём тесном кругу представители «О-Сознания». Туда, к ним, завидев старого знакомого, и направился Виктор…
Тот стоял возле «осознанцев» и, пряча ладони в карманах куртки, о чем-то отвлеченно размышлял в то время, как его вынужденные товарищи по группе о чем-то оживленно спорили.
— Привет, Жень. Как оно? — поинтересовался он.
— Здорово! — голос его был хриплым и, после рукопожатия, Евгений сильно откашлялся в кулак. — Болею последнее время. А у вас, Василич, как со здоровьем?
— Да вот… Проблемка… — Виктор прищурился. — С женой уже больше пяти за ночь не могу.
Евгений улыбнулся. Но в улыбке было что-то такое, что Виктор заметил сразу, но идентифицировать не смог. Страдальчески он улыбнулся как-то, подумал он. Неужели от одиночества? Виктор жестом предложил прогуляться до одинокой сосенки, еле-еле пробившейся из-под земли, и когда Евгений согласился, спросил:
— Не жалеешь?
— О чем?
— Да обо всем. Например, о том, что жизнь свою положил на избавление мира от Зоны. А для себя так и не пожил…
— Нет, — отрезал Евгений. — Я вообще по жизни одиночка. И друзей у меня было только трое. И всех Зона забрала. Чего тут жалеть?
Подъехал еще автобус. На собственных машинах сюда приезжать запрещалось, и на такие экскурсии людей привозили под Кордон специальные автобусы, на которых, после улаживания всех формальностей с директором заповедника, и отправлялись потом вглубь. Из автобуса вышло несколько пожилых сталкеров. Они замахали Виктору руками, он поприветствовал их в ответ. И продолжил:
— А зачем тогда на экскурсии каждый год ездишь?
— Не могу объяснить. Что-то меня заставляет сюда возвращаться. А ты тут зачем?
— Выходит, затем же, что и ты. И большинство присутствующих здесь.
— Ну?
— Ощутить ее дыхание. Дыхание, которое меня преследовало столько лет. И которое уже давно перестало преследовать.
— Да, — тихо сказал Евгений. — За этим. — он остановился, вдохнул поглубже, повернулся к Виктору и спросил: — Ты ведь веришь, что еще что-то осталось, правда?
— Жень, я уже не увлекаюсь метафизикой. Зона для меня теперь просто результат безумного эксперимента. Не больше. Потому нет ее, и чем быстрее мы это поймем, тем лучше.
Так они проговорили еще минут десять. А тем временем сталкеры все прибывали. Организаторы все бегали с планшетами, регистрируя участников экскурсии, дети, полусонные, сидели в автобусах, досматривая сон, который спугнул ностальгирующий родитель, прибывали бусики с телерепортерами, которые не могли не пропустить чего-то более или менее сенсационного, словом, все было как всегда. Как всегда со времени исчезновения Зоны. И как никогда при ее жизни.
Евгений при виде телевизионщиков только вздохнул. Два раза в год он неизменно привлекал к себе пристальное внимание СМИ. Двадцать шестого апреля и сегодня. И неизменно находился какой-нибудь репортер, который хотел взять у него интервью. И этот раз не был исключением. Виктор обратил внимание, что высокий мужчина с короткой стрижкой и микрофоном в руках пристально смотрит на них. Он указал на него Евгению и тот только вздохнул. Это заметил журналист и сразу побежал к ним. Озадаченный оператор сначала не понял, что случилось, но через мгновение побежал следом. Виктор проговорил:
— Ну, собирай лавры! — и отправился занимать два места в ближайшем автобусе.
Через окно автобуса все смотрелось по-другому. Не было галдежа, не было вспышек фотоаппаратов, не было той суеты, такой чужой ему. Он видел Зону по-другому, представлял ее не массовым сборищем народу, а местом, где можно послушать тишину. Как же ему это нравилось тогда… Абсолютная, кричащая изо всех сил, но такая уютная и спокойная тишина.… Виктор закрыл глаза. И вспомнился ему вчерашний вечер.
Высокое здание купалось в лучах уходящего солнца. Виктор подошел к светофору, подождал зелёного. Переходя, он достал мобильник, поискал номер и вызвал его. Остановился.
— Здравствуйте! Профессора Калинина, пожалуйста… Алло, профессор? Узнали? Нет?.. Это Доманский. Да, Виктор. Я могу войти? Да, мне нужно его увидеть. Что? Нет, нету. На проходной? Хорошо. Я подожду.
Табличка «Научно-исследовательский институт изучения феноменов Зоны», тяжелая входная дверь, полутёмная проходная с откидными креслами. Виктор сел на одно из них, но не успел он расположиться поудобнее, как его окликнули.
— Виктор Васильевич, здравствуйте!
Перед ним стоял Калинин. Они прошли в лифт и поехали вниз, в подземные лаборатории.
— Вы точно хотите увидеть это?
— Да.
— Но… Зачем?
— Я поступил с ним подло. Хочу попросить прощения.
— Он все равно не услышит вас. Это бесполезно, друг мой.
— Это не для него. Для меня.
Клетки с мутантами стояли по обе стороны полутёмного коридора. И вот тут-то Виктор и почувствовал то, чего ему недоставало. Здесь он увидел Зону, в самом чистом её воплощении. Суперпрочная прозрачная полимерная клетка с псевдогигантом внутри. Блокиратор пси-волн сдерживает сразу контроллёра и бюрера. Кровосос терзает пакеты с животной кровью в клетке с титановыми прутьями. А химера тщетно пытается подозвать двумя разными голосами к себе плоть, мирно спящую в своем вольере. И бедняга-излом в смирительной рубашке, не дающей выбросить псевдоконечность…
Профессор вел Виктора дальше, к двери за поворотом. Там хранился самый уникальный экспонат. К нему и пришёл Виктор.
Тяжёлая металлическая дверь поддалась с трудом. Калинин щёлкнул выключателем на стене и произнёс:
— Если что, вот кнопка. Вызовите меня, как закончите.
— Хорошо.
Виктор подошёл к прозекторскому столу, стоявшему посередине комнаты, сел на вертящийся стул перед ним и произнес:
— Здравствуй, Косолапый…
Задумывается повесть. Буду работать над продолжением. К слову, эта часть написана под впечатлением еще "Теней Чернобыля" 2 года назад. Опубликована впервые на stalker-portal.ru а потом мною же (ник там у меня был Marv_the_big_S) заброшена. Теперь вот решил вернуть себя в Зону...
Vova
